Лесник: Назад в СССР. Максим Гаусс

след для медвежьего! – заявил я, глядя на старика. Так-то я уже видел следы медведицы, и они куда крупнее были, да и выглядели иначе.

      Егерь вздохнул.

      – Чертовщина какая-то… Ладно, идем отсюда. До поселка недалеко, километра два с половиной.

      Мы покинули лощину. Честно говоря, когда мы оставили позади низину, затянутую туманом, даже дышать стало легче. Сырой воздух как будто на мозги давил. Примерно через час последняя кромка леса осталась позади, и вдалеке, в небольшой долине мы увидели границы крохотного поселка.

      – Это что, и есть Прокофьевка? – уточнил я, разглядывая ее в бинокль.

      – Она самая. Удивлен?

      – Честно говоря, да. Она же меньше Соболевки раза в два, – заметил я, оглядывая темные, покосившиеся дома из сруба. – Судя по всему, она гораздо старее. Не удивлюсь, если еще с девятнадцатого века стоит, с царских времен?

      – Так и есть, – кивнул Матвей Иванович. – Здесь население человек пятьдесят, а может уже и меньше. Охота здесь не пошла, а потому артелей здесь тоже нет. Ну чего встал? Пошли, нужно до темноты успеть.

      И верно, на западе уже начинал алеть закат. Пройдет совсем немного времени, солнце зайдет за горизонт и лес погрузится во тьму. Что ни говори, а не было у нас желания бродить по темноте, учитывая близость поселка.

      Когда же мы пересекли границу Прокофьевки, я сразу осознал тот факт, что уровень жизни здесь куда хуже, чем в той же Соболевке. Поселок был вытянут с севера на юг и примостился в небольшой долине, среди редколесья.

      Здесь была только одна улица, не было ни школы, ни отделения милиции. Жилых домов если десятка два наберется – и то хорошо. Здание сельсовета представляло собой старую покосившуюся избу, у которой из-за времени даже крыша прохудилась. Местных жителей на улице почти не было, а те, что имелись, все были в возрасте. Ни одного молодого человека я тут не заметил.

      Справа, на самой окраине среди сухих зарослей, ржавел брошенный ЗИС-5, с отсутствующим передним колесом. Рядом примостилась разбитая телега, сразу за ними стоял развалившийся и потемневший от времени сруб. Выглядело удручающе.

      – Как-то все совсем печально… – пробормотал я, на пару секунд остановившись у машины. – Сдается мне, что сюда и транспорт не ходит?

      – Ходит. Раз в месяц. А своей техники тут еще с войны нет.

      – Ну а егерь-то хоть здесь имеется? – поинтересовался я.

      – А как же? Конечно, имеется, – проворчал старик, глядя по сторонам. – Степан Кузьмич, опытный охотник. Ночью с закрытыми глазами куда угодно дойдет. Только древний он уже, как говно мамонта. Очень надеюсь, что не помер еще. Да-а, тяжко признавать, что Прокофьевка медленно, но верно загнивает. Здесь ведь и охотников почти нет. А с другой стороны, чего тут молодежи делать? В пятьдесят втором поговаривали, что ее расселять будут, но так и не дошло до этого. И таких вот загибающихся поселков как Прокофьевка, во всем Союзе тысячи… Но Никите Сергеевичу не до таких мелочей.

      У меня сложилось о поселке своеобразное мнение, которое можно было описать всего одним словом – дыра. Даже