От Пушкина до Цветаевой. Статьи и эссе о русской литературе. Д. А. Мачинский

середина:

      Душу сам наполнил страстью,

      Ум сомненьем взволновал[5].

      (Что канонически неверно – а дьявол на что?)

      Е. М. Хитрово просит поэта ответить на эти стихи, что он незамедлительно исполняет. Еще бы! Он хорошо помнит, как за несколько печальных и серьезных «атеистических» фраз был сослан в Михайловское, над ним висит обвинение в авторстве «Гавриилиады». А Пушкин – весь в планах женитьбы, и новая ссылка или хотя бы некий осуждающий шум вокруг его имени ему ни к чему. И он отвечает почтительнейшими стихами со следующей концовкой:

      И ныне с высоты духовной

      Мне руку простираешь ты

      И силой кроткой и любовной

      Смиряешь буйные мечты.

      Твоим огнем душа палима

      Отвергла мрак земных сует,

      И внемлет арфе серафима

      В священном ужасе поэт.

      Это стихи «Дар напрасный…» – «буйные мечты»?! Это душа Пушкина, которая увлечена Гончаровой и планами брака, а одновременно страстными воспоминаниями о К. Собаньской, – «отвергла мрак земных сует»?! Это Филарет (при всех его несомненных достоинствах), которого Пушкин в другом контексте назвал «старый лукавец» – «серафим»?!

      В год приближающегося тридцатилетия Пушкин наконец полномасштабно выходит на краеугольную личность новой истории России: он создает «Полтаву» и в ней убедительный зрительно, динамичный, реалистичный и одновременно символичный образ Петра:

      …Из шатра,

      Толпой любимцев окруженный,

      Выходит Петр. Его глаза

      Сияют. Лик его ужасен.

      Движенья быстры. Он прекрасен,

      Он весь, как божия гроза.

      Идет. Ему коня подводят.

      Ретив и смирен верный конь.

      Почуя роковой огонь,

      Дрожит. Глазами косо водит

      И мчится в прахе боевом,

      Гордясь могущим седоком.

      Здесь, при Полтаве, в кульминационный момент жизни Петра, «лик его ужасен», но он и «прекрасен… как божия гроза». (В «Медном всаднике», в приложении к его памятнику, останется лишь «ужасен».)

      Меня убеждают аргументы П. Е. Щеголева в пользу того, что «Посвящение» поэмы адресовано Марии Волконской (Раевской). Другая же Мария, героиня поэмы, гибнет не из-за любви к Мазепе, а потому, что ее любовь и она сама (как и героиня «Посвящения») попадают в то «колесо российской истории», в движение которого вовлечены и Мазепа, и Кочубей и которым в данный момент управляет (по видимости) Петр.

      26 мая 1829 года Пушкину исполняется тридцать лет.

      Стихов, написанных точно в день тридцатилетия (которого он столь напряженно ждал), мы не знаем. Обстоятельства не располагали в эти дни к уединенному сосредоточенному творчеству. К своему тридцатилетию Пушкин, в борьбе с судьбой, сам себе готовил подарок: он собирался впервые в жизни пересечь границу империи (без разрешения царя) и даже, в некотором смысле, пересек ее полмесяца спустя. Май – сентябрь 1829 года – это «Путешествие в Арзрум», поездка по Кавказу и пребывание в действующей армии на территории Турции.

      И все же 15 мая, находясь «на водах» Северного Кавказа, Пушкин пишет дивные

5

Цит. по: Звездочка: журнал для детей старшего возраста, издаваемый А. Ишимовою. СПб.: В типографии Якова Трея, 1848. Год седьмой. Т. XXVIII. С. 16.

Иной вариант первой строфы стихотворения опубликовал Н. В. Сушков со ссылкой на поправки самого Филарета («прослушав искаженные строфы, автор вспомнил свою давнюю „импровизацию“»):

Не напрасно, не случайно

Жизнь судьбою мне дана,

Не без правды ею тайно

На печаль осуждена.

См.: Сушков Н. В. Записки о жизни и времени святителя Филарета, митрополита Московского. М.: Тип. А. И. Мамонтова, 1868. С. 126. Примеч. ред.