Зачем жить, если завтра умирать (сборник). Иван Зорин

тут до него дошло. Это была война нервов, очередная демонстрация превосходства.

      Дождь усилился, шагая по лужам, Мезряков, так и не надевший кепки, со злостью повторял, что впредь не выйдет из дома без оружия.

      Дождь шёл всю ночь. Мезряков не мог уснуть, ему было гадко от того, что струсил, что его переиграли. Каков будет ответный ход? Откладывать удар было нельзя. Мезряков обдумал детали и уснул только с рассветом, на пару часов.

      Утром в парке было холодно, на траве лежала роса, и Мезряков в кустах основательно вымок. Размахивая руками, чтобы согреться, он то и дело приседал, проклиная себя, что не надел свитер. Над ним вились комары. Обхватив лапами ствол, из-за ели, такой старой, что внизу она уже растеряла все ветки, высунулась белка, удивленно замерев. Взмахом руки Мезряков прогнал её и тут заметил трусившего по тропе Лецке. Мезряков молча преградил ему дорогу. Лецке остановился, продолжив бег на месте. На лице его появилась обычная ухмылка.

      – Ты, верно, продрог, ожидая меня? Я заметил тебя у своего подъезда. Опять разговоры?

      Мезряков достал пистолет.

      – О, это у-же кое-что! – глядя в глаза, скривился Лецке. – Осталось выстрелить.

      Мезряков поднял дуло, нацелив ему в грудь.

      – А ты сме-лый мальчик, давай же, да-вай… Осво-бодись от морали, встань над собой… Ка-жется, так ты учил?

      Мезряков положил палец на спусковой крючок.

      Лецке побледнел.

      – Сво-ободный способен вста-ать над обстоятельствами, тю-юрьма существует то-олько для рабов, она не вне, но вну-утри… – всё больше заикаясь, тараторил он. – И-именно так ты говори-ил. Но хва-атит жонглировать словами, по-опробуй для начала убить ме-еня.

      Мезряков стал медленно жать на крючок. Глаза Лецке впились в его палец. Его трясло, у него дрожали губы.

      – Крю-ючок тугой, ты и до по-оловины не довел…

      Рука Мезрякова опустилась.

      – Хватит ломать комедию, Лецке. Я не нашёл дома пули, а холостыми не убивают. Хотите напугать меня? Вы затеяли дурацкую игру, но с этого момента все будет всерьёз. Вам ясно?

      Лецке сплюнул.

      – А вы мне нра-витесь, Мезряков. Честное сло-во. Просто хотел помочь вам ра-зобраться в себе.

      Мезряков отметил, что он снова перешел на вы.

      – Вы не ответили, вам ясно?

      – Хорошо, будем у-бивать всерьёз. А теперь про-пустите, мне надо продолжить моцион.

      Перед тем как убрать пистолет, Мезряков прислонил его к виску и спустил курок. Выстрела не последовало.

      – Я его не зарядил. Но в следующий раз будет по-другому. Учтите, Лецке.

      Убрав пистолет, Мезряков отступил в сторону, глядя в спину удалявшегося Лецке.

      Оксана Богуш смотрела на свою некрасивую, постаревшую мать, в шлепанцах на босу ногу, с набухшими венами, с бигуди, держащими редкие волосы, которые, вместо того чтобы расти на голове, пробивались черневшими усиками, и думала, что даже в юности мужчины наверняка относились к ней, как к монашке,