.

я шел еще по удобному пути. ГТТ выходил в джунгли прибрежных зарослей все реже, ограничиваясь каменистыми, широкими берегами, или неглубокими водами плесов. Надо мной то и дело свисали огромные обрывистые берега с утесами, скалами и дичайшими руслами небольших ручьев, которые скатывались с 80-градусных склонов. Весь этот ансамбль значился по левому берегу, правый был более сдержан.

      Без всяких проблем и происшествий я подошел к речушке по имени Калужская. Она заходила в Макаровку по правому берегу. Калужская являлась невидимой границей резких изменений. В этом месте заканчивалось детство похода, начинались зрелые года и суровая взрослая жизнь. Первый знак изменений – это горбуша: она встала перед первым большим порогом, который дерзкой челкой взметнулся чуть поодаль вверх по течению. Он не был чем-то исключительно сложно преодолимым, а вот горбуша уже истратила силы и не была способна преодолеть его энергичный бег. Да, река в этом месте прекратила сюсюкаться и оделась панцирем скального щита зажав реку сильными объятиями горных пород. Мой проводник ГТТ и не пытался дергаться на эту природную крепость и судя по выщербленным камням, свернул в Калужскую.

      – Видимо у них там изба – подумалось мне и тут же закралась мысль, а не пойти по их следам? Вдруг пункт комфортного пребывания не далеко?

      Перед устьем Калужской расположилась большая приподнятая коса, на которой лежала потрошенная медведем горбуша, а чуть с краю небольшой путанный обрывок сетки.

      Еще раз качнувшись в мыслях туда и сюда, я все же шагнул в бездну Калужской, на время бросив Макаровку. Следов ГТТ почти не было видно, лишь отдельные большие камни хранили щербинки гусениц. Через двести метров река залезла в ущельевидное сужение и я даже удивился, что в него протиснулся гусеничный транспорт, но на выходе из ущельица видны были красноречивые колеи по раскинувшемуся берегу, да, он проследовал выше. Я прошел еще с полкилометра и тоскливо посмотрел в стремящиеся верха, которые угадывались за стрелками елок… Нет, не по силам мне найти их избушку, придется заворачивать усилия обратно, да и ночь совсем не за горами, требуется уже взбивать подушки.

      Было два места на выбор – на той самой косе, обеденном столе медведя, или чуть в глубине Калужской, на полке в молодом ивняке. Не дерзнув дергать медведя за усы, пока он ест свою рыбу, согласился на ивняк. Место это не верх желания, только лучше ничего по близости не было.

      С дровами здесь было не разгуляться, но для непродолжительного костра наковырять возможность была. Сухостойность поленницы была под вопросом, ведь ночью шел дождь, а место здесь уединенное, солнце посещает его неохотно, а ближний ручей постоянно подбрасывал влажности, поэтому пришлось покорпеть над размножением огня.

      И все бы ничего, только ночью опять пошел дождь, прямо трафарет прошлых суток. Он точно так же закончился