Здесь перезимует горе. Мария Бессонова

у вас тут очень интересно, – вру я.

      – Спасибо. Я 35 лет занималась фарфором, так что могу рассказать о чем-нибудь, если хотите.

      Я колеблюсь, потому что мне неинтересно слушать про фарфор, но уж очень не хочется обратно на улицу.

      – Давайте, я не против. Честно говоря, я не взяла аудиогид и особо ничего не узнала.

      “Да я сама вежливость…”

      – Да, здесь можно только про клейма прочесть что-то полезное.

      Ну вот, ей сейчас удастся втянуть меня в разговор.

      – Ну, клейма, это и правда очень полезная штука. Вот там, – я показываю на стену за экспонатами – место, которое я приметила еще на втором круге, – видите, на кирпиче клеймо? Не понятно, как этот кирпич сюда попал, но по двойной рамке можно сказать, что это 1812-1870-е годы. А остальные кирпичи современные.

      – Ого, да у вас глаз алмаз, – улыбается она мне. – Пойдемте в начало.

      Мы медленно обходим зал еще раз, и Роза рассказывает мне про технологии изготовления фарфора, про нанесение рисунка, обжиг и даже про свою кошку, у которой какая-то необычная шерсть с рисунком подмышками, и мужа, который вчера разбил ее любимое фарфоровое блюдце. Мне постепенно начинает нравится эта маленькая, пухлая женщина со странными обожженными химией волосами.

      – Хотите расписать чашку? Обычно это входит в экскурсию, – предлагает она.

      Я киваю, и Роза ведет меня в помещение, которое считается печью. Там мы за столом около часа расписываем маленькие, фарфоровые чашки и при этом, что для меня удивительно, постоянно болтаем. Говорим о ее муже, детях и о суперкоте, который для нее, как третий ребенок (четвертый если считать мужа), о Новгороде и ужасной погоде. На час у меня получается отойти от черной дыры на светлый проспект. Наверное, благодаря этому, у меня получается нарисовать нечто, что мне очень нравится. Теперь на моей чашке красуется довольный котяра, перед которым разбитая посуда, чуть подальше недовольная фигура женщины, указывающая на осколки, и с самого края, согнувшись, как вопросительный знак, стоит мужчина с поникшим цветочком в руке. Роза хохочет, когда видит рисунок, и я впервые улыбаюсь.

      – Это Вам! – говорю я, пока она рассматривает чашку со всех сторон.

      – Тогда обмен.

      Она протягивает мне свою чашку, расписанную тончайшим цветочным узором. Я искренне восхищена мастерством, и у меня даже не получается сказать что-то вслух, кроме банального:

      – Вау! Спасибо…

      Пока рисунок запекается, я пью чай, а Роза проводит экскурсию для каких-то странных старушек.

      Вытащив из печи наши чашки, она проводит с ними какие-то манипуляции и потом вручает мне мою.

      – Ой, где-то тут коробка была. Вот держи!

      Мы долго прощаемся, даже обнимаемся и зачем-то обмениваемся телефонами. Я записываю ее как “Роза-чашка-Новгород” и даю ей свой ненастоящий номер.

      Когда я вновь оказываюсь на улице, погода как будто улучшилась, а, возможно, из-за того, что стемнело, просто больше не