Сетевая LOVушка. Ирина Ендрихинская

губы трубочкой якобы выдыхая дым из карандаша. Дольче вита в представлении ребенка девяностых.

      Как-то за подобной репетицией их застал Янин отец. Вернулся рано с шабашки. Он не работал несколько месяцев. Ходил по квартирам, что-то ремонтировал. Деньги водились только у пенсионеров. Остальные платили продуктами, бытовой химией, одеждой. В этот раз, видимо, достался пакет стирального порошка. Папа оставил порошок у дверей, вместе с потрепанной сумкой с инструментами. Мельком глянул на девчонок и вдруг замер. Яна кожей чувствовала, что-то дурное. Обычно, отцу плевать на их игры, кивнет в ответ на подружкины “Здрасте, дядя Вова!” и уйдет в комнату к телеку. А тут скользит по ним взглядом и молчит. Но чувствуется, что злится, но на что? Магнитофон не брали, полы помыли с утра, уроки тоже сделали, посторонних девчонок нет, только давно знакомые подружайки. За мамины туфли что ли?

      —Папа, а мы играем, – Яна хотела прервать это молчание.

      —Я вижу. В кого?

      —В путаны, сидим в ресторане, – хотелось, чтобы он свалил в комнату к телеку и прекратил так недобро пялиться. Пьяный что ли? Хотя пьяный он не такой.

      –Ну-ка, быстро, сняли все, рожи с мылом помыли и по домам! – вдруг заорал папа. Папа, который всегда молчал или спокойно говорил. Орать – мамина прерогатива.

      Девчонок как ветром сдуло. Яна, глотая слезы, поспешно мыла стаканы, папа курил на балконе. За окном медленно темнело. В квартире висело молчание. Яна сидела в уголке у стены. Папа – в комнате. Пришла мама, устало скинула ботинки. Она единственная в семье еще имела работу. Волокла на себе эту ношу, принося домой продукты, которыми выдавали зарплату.

      Каждый раз состав продуктового набора менялся: то макароны, которые при варке превращались в серый клейкий комок. То сахар, муку, растительное масло. В какой-то месяц принесла майонез и шоколадки. Сидела плакала, а Яна не могла понять, почему? Ведь майонез с хлебом – это пища богов, особенно если на дворе осень, в кладовке —полная коробка дачных помидорок. А стопки из плиток шоколада в шкафу – просто сладкий сон. Правда, сон этот быстро закончился: мама сменяла шоколад на какую–то хрень типа гречки и тушенки.

      –Че случилось? Двойку получила, на физру опять не пошла? – спросила мама, моментально уловив домашний напряг.

      Яна помотала головой.

      –Что тогда?

      –Не знаю, – прошептала Яна, – папа накричал. Девочек выгнал, а мы просто играли. Слезы капали в подол ситцевого халата.

      –А че не говоришь матери, в кого играли?! – взревел папа из комнаты. Пулей залетел на порог кухни. Лицо перекошено, кулаки сжал. Яна вжалась в угол кухни. – Она у нас в бляди собралась, сидят мандавошки малолетние и представляют, как будут мужиков снимать в кабаках! Ты представить можешь, че из нее растет?!

      Мама молчала. Интересно, если будут бить, можно ли спрятаться? Половину кухни занимает большой полированный стол. Он и обеденный, и ученический, и вместо гладильной доски. Возле него три разномастные табуретки, на одной из них сидит Яна, забившись