Ожерелье княжны Гальшки. Алесь Мартинович

И так продолжалось до бесконечности.

      Даже знакомый ксендз, к которому она регулярно наведывалась, начал беспокоиться о ее здоровье и душевном состоянии. Неоднократно просил успокоиться, смириться с мыслью, что мужа не вернешь. Напоминал, что это надо не только ей, но и сыну, потому что ребенок должен родиться здоровым. А еще убеждал, постоянно помня об ушедших, ни в коем случае нельзя забывать, что с уходом их земная жизнь продолжается. И они достойны не только памяти, а и добрых дел, которые невозможно вершить, если уединиться в себе.

      Однако Беата была глуха к подобным пожеланиям. Ее душа, казалось, противится всему земному. Будто тесно и неуютно ей среди живых, хочется лететь в мир вечности, туда, где обрели покой умершие, где находился князь.

      Рвалась душа княжны ввысь, очищенная от всего второстепенного, а чтобы избавиться от него, княгиня не только регулярно молилась, но и соблюдала пост. До того строгий, что бывали дни, когда она от усталости и изнеможения не могла стоять на ногах.

      Просили ее одуматься. Напоминали, к чему это может привести. Умоляли подумать о ребенке. Ведь он из-за истощения и переживаний матери может появиться на свет слабым и немощным.

      Она не принимала этого, да и понимать не хотела.

      Она жила так, как казалось ей единственно правильным в этот момент. Она помнила мужа, ждала сына.

      Ребенок родился через три месяца после смерти Ильи, но это был не долгожданный сын, а дочка.

      Девочке дали польское имя Гальшка, хотя некоторые называли ее Елизаветой, а то и Еленой. Но для большинства, а тем более для самой Беаты, она оставалась Гальшкой.

      Но это было потом, а сначала княгиня, узнав о рождении девочки, очень расстроилась. Поскольку связывала свое будущее с сыном, посчитав, что тем самым многие ее надежды останутся неосуществленными. А это снова привело к депрессии.

      Как и до этого, считала, что вся ее жизнь утратила смысл. Прожитые дни стали похожи друг на друга: утренняя молитва, чтение духовных книг, снова молитва. И, как раньше, строгий пост. А о дочке совсем забыла. Воспитанием Гальшки занимались только няньки, но и те понимали, что ей, прежде всего, нужна мать. А для матери девочка словно не существовала.

      Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы не вмешался князь Константин-Василий. К жене умершего брата, иначе как к старшей сестре, он не относился. И Беата была довольна этим, потому что ему исполнилось только двенадцать лет. Но когда он начал делать замечания о том, что негоже забывать о собственном ребенке, взорвалась:

      – Обойдусь без твоих советов!

      После такой реакции молодой князь попытался успокоить ее:

      – Пойми меня правильно. Я не хочу вмешиваться в твои личные дела, но память перед братом…

      – Со своей памятью я сама разберусь! – Беата еще больше обозлилась, готова даже была уйти.

      Однако князь остановил ее:

      – Илья хотел, чтобы его ребенок всегда был присмотрен.

      – Илья хотел сына! – она в упор посмотрела на Константина, будто он был виновен в