Призрак Заратустры. Александр Руж

далеко в пустыню Вранич категорически запрещал: во-первых, не любил, когда отлынивали от обязанностей, а во-вторых, не ровен час могли налететь басмачи и порубить одинокого гуляку в капусту. На расспросы о пополнении ресурсов для питья он неизменно отвечал, что когда придет время, кто-нибудь из бойцов съездит в кишлак и привезет свежей воды.

      Вадим не успокаивался. За свою жизнь он неоднократно бывал на северах, мерз за Полярным кругом и на якутском полюсе холода, но даже снежное, покрытое теменью безмолвие не угнетало его так, как освещенная солнцем и пышущая жаром туркестанская пустыня. Перспектива свариться заживо или иссохнуть от обезвоживания представлялась куда более пугающей, чем околевание на стуже.

      Шеф Александр Васильевич определил бы это как индивидуальные психологические характеристики. Они-то и подвигли Вадима нарушить запрет Вранича и погнали его однажды вечером на разведку.

      На юго-восточную часть Узбекистана уже надвинулась ночь, никто, кроме обладателя уникального зрения, не разглядел бы ни зги. Воспользовавшись этим, он улизнул из лагеря, взяв с собою револьвер с полным барабаном. Его исчезновение, как он и надеялся, прошло незамеченным. У лениво горевшего костра дремал часовой Павлуха, на отдалении посапывал Мансур – он всегда ложился спать под открытым небом, не признавал ни тентов, ни тем более крыш. Сивуха дрых в палатке, а серб с приват-доцентом затеяли диспут в крепости, обсуждая обнаруженный на кирпичах оттиск миртовой ветки.

      Умение видеть без света отнюдь не исключало возможность заблудиться. Понимая, что идти придется почти наугад, Вадим взял компас, чтобы, по крайней мере, найти потом обратное направление. По счастью, пустыня на северо-западе, куда он двинулся, оказалась не такой уж голой – тут и там встречались какие-никакие вешки: саксаул-переросток, скелет джейрана, обглоданный падальщиками, невесть откуда занесенный камень. Вадим шел от вешки к вешке, стараясь не отклоняться от прямой.

      Истек приблизительно час или час с четвертью, как вдруг впереди показалась ложбина, а в ней что-то белеющее. Озеро? Вадим не поверил глазам, прибавил ходу, сбежал вниз и с разгону влетел в нагретую дневным жаром воду. Она дошла ему до колен, он, не зная глубин водоема, остановился, зачерпнул ее пригоршней и плеснул в лицо.

      – Тьфу!

      Губы и глаза защипало, едкая жидкость проникла в рот, Вадим стал яростно отплевываться. Вода в озерке оказалась до невозможности солонющей. Присмотревшись, он увидел, что дно выемки, имевшей в поперечнике не более ста метров, покрыто сверкающим панцирем. Это были отложения соли. Вадим не удивился, он, захаживая в библиотеку Самарканда, брал книги, описывающие узбекскую природу, и извлек оттуда немало сведений – в частности, о том, что даже в сердце Кызылкума попадаются иногда такие вот соленые заводи. Обыкновенно в засушливое время года они пересыхают, но озеро, в котором он стоял сейчас, видимо, имело достаточный подземный приток, и вода не успевала испаряться.