Лотос. Дженнифер Хартманн

по яичнице с беконом.

      Брэдфорд мерит шагами бетонный пол.

      – Я буду часто отсутствовать. Когда мои запасы еды кончатся, мне нужно будет найти еще. Это может занять несколько дней опасного пути.

      – Вы можете принести мне книги? Я учусь читать, да и здесь очень скучно.

      Все, что у меня есть, – это шкаф с закусками, два ведра, фонарик и спальный мешок.

      Он кивает.

      – Хорошо. У меня в бункере много книг и игр. Здесь, внизу, есть электричество, так что я установлю телевизор и освещение получше.

      Мое сердце пропускает удар от новых перспектив.

      Брэдфорд делает паузу, чтобы посмотреть в мою сторону, его темные глаза смягчаются, в них мелькает грусть.

      – Все будет хорошо, малыш. Здесь ты в безопасности.

      Он надевает маску и поднимается по лестнице, снова оставляя меня совсем одного.

      В безопасности.

      Может, я и в безопасности, но я не чувствую себя счастливым. Я хочу вернуться домой.

      Надеюсь, это продлится недолго, потому что я скучаю по своей семье.

      Я скучаю по солнечному свету.

      По ней.

      Три часа спустя Гейб возвращается в спальню с тарелкой разогретой еды и находит меня уставившимся в стену, на том же самом месте, где он меня оставил.

* * *

      Прошел день, а я все еще не вышел из своего убежища под окном. Мой мочевой пузырь, кажется, вот-вот лопнет, а в горле пересохло, но найти в себе силы сдвинуться с места я не могу. Гейб приходил и уходил, его попытки завязать разговор и проявить гостеприимство постоянно проваливаются. Я не пытаюсь быть грубым или неблагодарным – я просто потерян.

      Когда я, наконец, набираюсь сил, чтобы подняться на ноги, то, пошатываясь, бреду в ванную, ненадолго останавливаясь, чтобы взглянуть на отдыхающего в гостиной Гейба. Он растянулся на диване, прикрыв глаза тыльной стороной руки. На дальней стене мерцает телевизор: установленный экран намного больше, ярче и четче, чем тот, что был у меня в подземелье. Я прищуриваюсь, глядя на него, ошеломленный реалистичными изображениями. Телевизор похож на тот, что я видел в спальне Брэдфорда, а также в больнице.

      Гейб не слышит моих шагов в коридоре, так как он спит с торчащими из ушей проводами, сквозь которые просачивается приглушенный шум. Музыка, скорее всего.

      Я отрываю взгляд от экрана и направляюсь в ванную. Я почти не помню туалетов, да и мое жилище ничем подобным не было оборудовано. Забытые воспоминания возникли у меня в голове, когда я впервые увидел туалет в больнице.

      Резкие вспышки воскресили в памяти раковину цвета слоновой кости, украшенную разноцветными зубными щетками, а также занавеску для душа в цветочек. Дальше возник образ маленькой девочки с косичками, стоящей под струями душа в заляпанной грязью одежде. Она кричала мне, чтобы я поскорее уменьшил температуру.

      В моем подземелье были только ведра, которые Брэдфорд регулярно мыл и менял – одно для отходов, а другое для купания. Душ, с которым меня познакомили в больнице, поначалу был неудобным – жесткие струи впивались в мою кожу, как колючая проволока. Но вскоре стало приятно, я будто