Летняя королева. Элизабет Чедвик

поспать. Петронилле не хотелось шить, и в редком порыве самоотверженности она предложила помассировать ступни сестре.

      Алиенора закрыла глаза и расслабилась, когда Петронилла сняла с нее мягкие замшевые туфли и начала поглаживать ей ноги нежно, но твердо. Алиенора наслаждалась мирными минутами, какие выпадали ей редко. Обычно все ее время было занято Людовиком, выполнением его постоянных требований; из-за этого между сестрами возникло отчуждение.

      Петронилла вздохнула.

      – Вот бы так всегда, – сказала она. – И жить в Пуатье.

      – О да, – пробормотала Алиенора, не открывая глаз.

      – Как ты думаешь, мы когда-нибудь туда вернемся?

      – Конечно. – Мечты и приятные ощущения Алиеноры рассеялись, хотя глаза она пока не открывала. – В этот раз мы не смогли поехать, потому что дело было срочное, а я ждала ребенка. – Она с усилием прогнала мрачные мысли. – Но мы скоро туда отправимся, обещаю. Остановимся в Пуатье и Бордо и поохотимся в Тальмоне.

      Глаза Петрониллы сверкнули.

      – Искупаемся в море и будем собирать ракушки!

      – Я сделаю из них ожерелье и повешу тебе на шею! – Алиенора рассмеялась, представив взгляд Аделаиды, увидевшей, как они с Петрониллой плещутся на мелководье, подоткнув юбки, будто простые рыбачки. При мысли о замке на мысе в Тальмоне, о золотом пляже и блеске моря, освещенного солнцем, к горлу подступил комок. В Тальмоне она прохаживалась рука об руку с Жоффруа де Ранконом на придворном пикнике и гуляла босиком у кромки воды.

      У ее отца были в Тальмоне охотничьи угодья, где он держал драгоценных белых кречетов, мужественный символ герцогов Аквитании и самых свирепых хищных птиц в христианских землях. Она помнила, как стояла в мягкой тьме зверинца и на ее запястье сидел один из них, вцепившись кривыми когтями в кожаную перчатку – глаза той птицы сияли, как обсидианы. А потом она вынесла птицу на открытое пространство и подбросила ввысь под звон серебряных колокольчиков и мелькание острых белых крыльев. Это был восхитительный момент власти.

      Петронилла вдруг замерла и затаила дыхание.

      – Алиенора…

      Она открыла глаза, с трудом привыкая к свету после тьмы за закрытыми веками. Все еще погруженная в свои мысли, она потрясенно застыла при виде Людовика, который надвигался на нее с белым кречетом на запястье, и на мгновение даже решила, что это сон. Алиенора вскочила на ноги, ее сердце бешено колотилось. Бланшетта, очнувшись от дремоты, пронзительно затявкала, отчего птица взволнованно захлопала крыльями.

      Людовик увернулся от бьющих крыльев.

      – Уберите собаку! – рявкнул он.

      Петронилла схватила Бланшетту и, бросив взгляд на Людовика, выбежала из комнаты.

      Алиенора уставилась на мужа. Его одежда была мятой и пыльной. Он похудел, и в его чертах появилась резкость.

      – Я не знала, что ты вернулся. Ты не отправил ко мне гонца. Откуда у тебя моя птица?

      – Я хотел рассказать тебе обо всем сам. – Он снял с пояса ястребиную