Зимний Бал, или Еще один шанс для попаданки. Оксана Гринберга

мне невероятное удовольствие.

      К тому же все вокруг оказалось прелестно украшено – так, словно я попала в зимнюю сказку. Заснеженные деревья, фонари в форме лилий на декоративных решетках, отделявших каток от сада, и развевающиеся на ветру разноцветные ленты и поблескивающие елочные игрушки.

      Где-то вдалеке, шипя, закрутились и запестрели фейерверки, и пары на льду остановились, чтобы полюбоваться на подобную красоту.

      Вот и я тоже замерла.

      Внезапно поняла, что опираюсь на мужскую руку. Незнакомец стоял рядом со мной, я видела темное плечо в пальто, а заодно понимала, что присутствие этого мужчины делало меня спокойной и уверенной.

      А еще счастливой до невозможности.

      Словно мне дали тот самый шанс, о котором я просила у мироздания, а я взяла и ничего не испортила.

      Тут меня снова стали трясти, затем я почувствовала боль от укола.

      Похоже, именно он и привел меня в чувство, но в другой, привычной мне жизни. Там, где надо мной склонились медики в защитных масках, кому-то сообщая, что забирают меня в больницу.

      На это я вновь закрыла глаза, пожелав…

      Всей душой, всем своим сердцем мне захотелось очутиться там, где были зима, смех и фейерверки и где лезвия коньков скользили по льду. Там, где я слышала мелодичную музыку и ощущала уверенное присутствие любящего мужчины рядом.

      Вместо этого меня в третий раз потрясли за руку, но голос был совсем другим – детским, мальчишеским и недовольным.

      – Рина, ну вставай уже! – заявил он. – Просыпайся скорее, а то сейчас почти полдень!

      Вот тогда-то я окончательно пришла в себя.

      Заморгала, дожидаясь, когда глаза привыкнут к полумраку, заодно пытаясь сообразить, где я нахожусь. Куда подевались моя елка на «корпоративе», Тамара Львовна с Артемом и остальным не особо трезвым коллективом? А заодно с ними пропали каток, фейерверки и мужчина рядом, которого я так и не успела рассмотреть?

      Оказалось, я лежала в комнате, свет в которую попадал из маленького полукруглого окошка в дальнем ее конце, а надо мной склонился чужой и крайне недовольный ребенок.

      Лет ему было шесть-семь, не больше.

      На этом странности не заканчивались – я вдохнула влажный и промозглый запах сырости вперемешку с горьковатым печным дымом. Едва не закашляла, судорожно пытаясь сообразить, где я очутилась и что вообще происходит.

      Но времени на размышления мне не оставили.

      – Ну и долго же ты спала! – заявил мне мальчик, после чего попытался стащить с меня одеяло.

      На это я… икнула от неожиданности, затем непослушными пальцами вцепилась в край. Не отпускала, словно одеяло было последним связующим меня звеном с привычной реальностью.

      Заодно размышляла, чей это ребенок может вести себя столь бесцеремонно.

      В моем московском окружении таких не было. Близкими подругами в столице я так и не обзавелась; водились несколько знакомых, но из детей я знала если только шумную семью Тамары Львовны.

      Только вот те давно выросли, а внуки еще не доросли.

      К