Бывшие люди. Максим Горький

какой-нибудь свежий экземпляр человека, вытолкнутого нуждой из деревни, Тяпа при виде его впадал в озлобление и беспокойство. Он преследовал несчастного едкими насмешками, со злым хрипом выходившими из его горла, натравливал на новичка кого-нибудь, грозил, наконец, собственноручно избить и ограбить его ночью и почти всегда добивался того, что запуганный мужичок исчезал из ночлежки.

      Тогда Тяпа, успокоенный, забивался куда-нибудь в угол, где чинил свои лохмотья или читал Библию, такую же старую и грязную, как сам он. Он вылезал из своего угла, когда учитель читал газету. Тяпа молча слушал всё, что читалось, и глубоко вздыхал, ни о чем не спрашивая. Но когда, прочитав газету, учитель складывал ее, Тяпа протягивал свою костлявую руку и говорил:

      – Дай-ка…

      – На что тебе?

      – Дай, – может, про нас есть что…

      – Про кого это?

      – Про деревню.

      Над ним смеялись, бросали ему газету. Он брал ее и читал в ней о том, что в одной деревне градом побило хлеб, в другой сгорело тридцать дворов, а в третьей баба отравила мужа, – всё, что принято писать о деревне и что рисует ее несчастной, глупой и злой. Тяпа читал и мычал, выражая этим звуком, быть может, сострадание, быть может, удовольствие.

      В воскресенье он не выходил за сбором тряпок, почти весь день читая Библию. Книгу он держал, упирая ее в грудь себе, и сердился, если кто-нибудь трогал ее или мешал ему читать.

      – Эй ты, чернокнижник, – говорил ему Кувалда, – что ты понимаешь? Брось!

      – А что ты понимаешь?

      – И я ничего не понимаю, но я ведь не читаю книг…

      – А я читаю…

      – Ну и – глуп! – решал ротмистр. – Когда в голове заведутся насекомые – это беспокойно, но если в нее заползут еще и мысли – как же ты будешь жить, старая жаба?

      – Мне недолго уж, – говорил спокойно Тяпа.

      Однажды учитель захотел узнать, где он выучился грамоте. Тяпа кратко ответил ему:

      – В тюрьме…

      – Ты был там?

      – Был…

      – За что?

      – Так… Ошибся… Вот и Библию оттуда вынес. Барыня одна дала… В тюрьме-то, брат, хорошо…

      – Н-ну? Чем это?

      – Вразумляет… Грамоте вот научился… книгу достал… Всё – даром…

      Когда в ночлежку явился учитель, Тяпа уже давно жил в ней. Он долго присматривался к учителю, – чтобы посмотреть в лицо человеку, Тяпа сгибал весь свой корпус набок, – долго прислушивался к его разговорам и как-то раз подсел к нему.

      – Вот – ты ученый был… Библию-то читал?

      – Читал…

      – То-то… Помнишь ее?

      – Ну – помню…

      Старик согнул корпус набок и посмотрел на учителя серым, сурово-недоверчивым глазом.

      – Помнишь, были там амаликитяне?

      – Ну?

      – Где они теперь?

      – Исчезли, Тяпа, – вымерли…

      Старик помолчал и снова спросил:

      – А филистимляне?

      – И эти тоже…

      – Все вымерли?

      – Все…

      – Так…