Цеховик. Книга 1. Отрицание. Дмитрий Ромов

шепчу я, пытаясь перевернуть его на спину.

      Подбегают ребята, помогают мне, что-то говорят, кричат, но я не слушаю, всматриваюсь в его лицо. На губах ещё пузырится красная пена, но застывшие глаза неподвижны и устремлены в низкое серое небо.

      – Кто стрелял?! Кто, б***, стрелял, вашу мать?! – ору я.

      Я бегу к машине. Тот нервный собровец переминается с ноги на ногу. В прорези балаклавы видно, как бегают глаза, а со лба стекают струйки пота.

      – Сдать оружие! Под суд у меня пойдёшь, сучий потрох!

      Я не выдерживаю и заряжаю ему прямой в челюсть. Он пропускает удар, даже не пытаясь защищаться. Журналист, сука, оставленный без внимания, упоённо снимает всё происходящее. Обнаглев, он подходит к нам вплотную. Я выбиваю камеру у него из рук и остервенело топчу ногами.

      – В собачатник его!

      Его запихивают в машину, а ко мне подходит командир собровцев.

      – Егор Дмитрич, это… Степанов у нас только из командировки, не в себе малость.

      – Из какой ещё командировки?!

      – Ну, – он понижает голос и пытается шёпотом объяснить, откуда здесь взялся этот Степанов…

      – А какого хера он у вас в строю, а не в дурке?!

      – Ну, это… там ситуация…

      Да срать мне на ваши ситуации! Женьку, б*, кто оживит?

      .

      Полкан ревёт так, что стёкла дрожат.

      – Добров! Ты какого хера попёрся на задержание?! Тебя это вообще не касалось!

      – Хотел проконтролировать, чтобы всё чётко прошло, всё-таки высокопоставленное должностное лицо.

      – Охрененно, б*, проконтролировал! Почему велел наручники не надевать?!

      – Задержанный не представлял угрозы. Его журналист спровоцировал.

      – Что ты мне голову морочишь! Знаю я, что он твой одноклассник. А с журналистом этим ты вообще обделался. Нас теперь полгода трепать будут. Не нас, а меня, конкретно. Устану булки раздвигать. Ты хоть понимаешь, что сейчас будет?

      – В общих чертах, товарищ полковник.

      – В общих чертах! В постовые, б*, пойдёшь! И я с тобой за компанию. Это ж надо, заместителя мэра застрелить! Пиши, б*, рапорт! И готовься плотно сотрудничать с беспекой. Если не сядешь, я, б*, удивлюсь очень сильно. Табельное оружие сдай. Отстранён ты, короче. Дуй домой, чтоб тебя здесь не видели. Стервятники летят уже. Всё ясно?

      – Так точно.

      – Убирайся с глаз.

      .

      Да пошли вы все! Я подхожу к машине, своей старенькой раздолабнной «Камрюхе». Её всю снегом замело, стоит как сугроб. На заднем стекле какой-то умник вывел пальцем: «на мне ездит честный мент». Остряки, мля.

      Я озираюсь. Рядом с крылечком стоит несколько человек. Курят. Все смотрят на меня, лыбятся. Чего ждёте, что стирать начну? Да плевать мне. Сажусь и жму по газам. Доигрался, честный мент? Да похер. Мне стыдиться нечего. Домой не поеду. К Жанке! Тепла и ласки, вот что мне надо. Да, тепла и ласки. Хочу просто ни о чём не думать, только об её жарком податливом теле. Всё, что нам надо, это любовь.

      – Жанна, ты дома? – кричу я в мобилу.

      – Да, – немного удивлённо отзывается