Анамнезис-1. Роман. Марк Шувалов

обострившее до крайности ощущения, что разворачивались во мне нескончаемым веером. Каждое слово приобретало множественные значения, а те, сплетаясь в новую мысль, приникали к чему-то трудноопределимому, но осязаемому мной как первоисточник.

      Две волны, одна за другой, прохладно лизнули мои ступни, я очнулась и посмотрела вдаль. Огоньки прибрежных отелей изогнутым ожерельем обрамляли берег, отражаясь в черном подвижном глянце и напоминая драгоценные россыпи в роскошных шелковых драпировках. Колеблемость и странные запахи морской глади всегда приводили меня в необъяснимое возбуждение: я напряженно ощущала нерасторжимую связь с упругим телом воды – с ее животными токами. А сейчас темнота, звуки цикад и травные ароматы южного вечера обостряли и усиливали мое томительное состояние, и приглушенная музыка, доносящаяся из отеля, вместе с глубоким шепотом моря пронизывала меня насквозь.

      Нестерпимо захотелось почувствовать прикосновение Никиты. Воображение тут же нарисовало его – спящего на широкой итальянской кровати, которую он приобрел сразу после нашего знакомства, не постеснявшись явного намека на любовь к плотским удовольствиям и намерение регулярно получать их от меня.

      Эта постель напоминала снежный наст, целину, но именно в ней мне было так хорошо с ним – на хрустких белейших простынях. Они принимали меня на свою строгую поверхность как распятую жертву, как безвольно трепещущий кусок алчущей плоти.

      Я кусалась, и Никита позволял моим зубам беспрепятственно впиваться в свое тело. Его настойчивые объятия окатывали меня непреодолимым желанием прильнуть к нему, тогда как полагалось говорить наперекор себе:

      – Не нужно… отпусти, уйди…

      – Признайся, что хочешь меня, ну, скажи… – возражал он вкрадчивым голосом, лишая меня малейшей способности сопротивляться и повергая мое тело своей зачаровывающей жестокостью и нежнейшим садизмом в изначально детское, каталептическое, подчиненное состояние. И я была не в силах сдерживать собственные неведомые силы, неизменно ужасаясь тому, насколько точно Никита чувствует тайные влечения моего существа. Правда, все это касалось лишь физических аспектов.

      Да, я хотела его, но не так, как он думал, а всего – целиком. Стать его ощущениями, мыслями, трепетом, раствориться, впитавшись в поры чистой влагой, чтобы так соединиться с ним. Это вначале я металась: почему он уходит, покидает меня? Ведь ему нравилось мое тело, он жаждал сливаться с ним, – тут женское чутье не могло обмануть. И в интеллектуальном плане мы были с ним чрезвычайно близки. Так что же, что?

      В стремлении понять другого прежде проникни в складчатые изгибы собственной души. И сейчас я уже не задаю вопросов: Никита совершал свое путешествие от ступени к ступени, но и со мной происходило то же самое. Только в отличие от его методичности я то взбегала стремительно, то останавливалась и замирала, и тогда