Афины. История великого города-государства. Брюс Кларк

Да и деньги, на которые были построены их свежеукрашенные суда, были заработаны не свободными людьми, а рабами, занятыми тяжким трудом по добыче серебра.

      С другой стороны, гребцы, изо всех сил устремлявшие свои корабли на врага, были людьми свободными в смысле, едва ли понятном в каком-либо другом месте древнего мира. Они были гражданами, наделенными правом голоса в делах своего города. Они были сознательными участниками цепочки решений, приведшей их в воды, в которых их общество сражалось за само свое существование. О моряках, сражавшихся на стороне персов, в том числе ионийских греках, нельзя было сказать ничего подобного. Они подчинялись прихотям самодержца, который мог быть милостивым или жестоким.

      Вот как описывает Эсхил дальнейшие события:

      Персидской речи нашей многоустый гул

      На клич ответил. Медлить тут нельзя было,

      Корабль обитым медью носом тотчас же

      В корабль ударил. Греки приступ начали,

      Тараном финикийцу проломив корму,

      И тут уж друг на друга корабли пошли.

      Сначала удавалось персам сдерживать

      Напор. Когда же в узком месте множество

      Судов скопилось, никому никто помочь

      Не мог, и клювы направляли медные

      Свои в своих же, весла и гребцов круша.

      А греки кораблями, как задумали,

      Нас окружили. Моря видно не было

      Из-за обломков, из-за опрокинутых

      Судов и бездыханных тел, и трупами

      Покрыты были отмели и берег сплошь.

      Найти спасенье в бегстве беспорядочном

      Весь уцелевший варварский пытался флот.

      Но греки персов, словно рыбаки тунцов,

      Кто чем попало, досками, обломками

      Судов и весел били. Крики ужаса

      И вопли оглашали даль соленую,

      Покуда око ночи не сокрыло нас.

      В разгар этой ужасной битвы происходили самые странные вещи. Геродот признает, что моряки персидской стороны по большей части держались храбро, возможно, потому что знали, что на них смотрит их царь. Вероятно, единственной женщиной, командовавшей кораблем, была царица города-государства Галикарнаса Артемисия. Когда за ней погналось греческое судно, она протаранила одну из триер своих же союзников, так что ее преследователи решили, что она, должно быть, перешла на их сторону, и оставили ее в покое. Ксеркс одобрил такое притворное предательство, заметив: «Мужчины у меня превратились в женщин, а женщины стали мужчинами».

      Финикийцы попытались внушить царю, что поражение – признак измены их ненадежных союзников, ионийских греков. Но Ксеркс, наблюдая за сражением, пришел к другому выводу. Увидев, что его ионийские подданные, которые были опытными моряками, сражались храбро, он казнил некоторых из финикийских клеветников.

      Можно предположить – и вполне основательно, – что два центральных элемента истории Саламина (дезинформация, столь искусно распространенная Сикинном, и радостный боевой клич греческого флота) – всего лишь художественный вымысел. Но это не отменяет того важнейшего факта, что находчивость, лживость и обаяние Фемистокла позволили ему добиться, чтобы битва произошла так, как ему