Чужой ребенок. Родион Белецкий

часа каждое утро проводит в комнате для бюстгальтеров и бра».

      После прочтения Геныч какое-то время думал. Если можно назвать мыслительным процессом кряхтение, жевание своих усов и почесывание подмышек.

      – Комната для бюстгальтеров? – спросил он, глядя на текст.

      – И бра, – подсказала я.

      – Неплохо. Неплохо, – он повернулся ко мне. – Веером большую статью. По всем закоулкам!

      – Я сделаю, – сказала я. – Только не понимаю зачем?

      – Ты в армии служила? – спросил Геныч.

      – Нет.

      – Жаль, – сказал он. И повторил: – Жаль. Вопросов много задаешь. Слишком много.

* * *

      Стоя между седьмым и восьмым этажом Миша пытался кусачками перекусить железный тросик. Кусачки срывались со скользкой пластиковой обмотки.

      – Блин, да чтоб тебя! – говорил Миша тихо.

      Удивительно, Ира совсем почти отучила его от мата. Сама не ругалась при Ванечке и ему не давала. Миша приноровился, ухватил тросик. На восьмом этаже приоткрылась железная дверь. В щели показалось плоское, ненакрашенное лицо.

      – Эй… – сказало лицо.

      Миша, с его огромным опытом, сразу услышал в оклике неуверенность, даже страх, и вообще не среагировал. Он еще раз нажал на кусачки.

      Женщина в квартире набралась смелости, приоткрыла шире дверь и шагнула на лестничную клетку.

      – Эй, парень! Я с тобой разговариваю.

      Миша на мгновение остановился:

      – Чего?

      Глядя на него, невозможно было заподозрить что-то плохое. Честнейший Михаил.

      – Ты чего делаешь? – спросила женщина, переступив с ноги на ногу.

      – Ключ потерял.

      Миша кивнул на коляску, как на свою собственность.

      – А. Ладно, – сказала женщина с облегчением. Она получила объяснение и убралась обратно в квартиру, затворив за собой дверь.

      Обмотка была перекушена. Тросик под пластиком оказался из титана, не иначе.

      – Давай! Давай! – говорил Миша тихо.

      Открылась всё та же дверь на восьмом этаже. Женщина успела поменять халат, и смелости у нее вместе с халатом прибавилось. Может быть, потому что новый халат был чище.

      – Это коляска из двадцатой, я вспомнила, – сказала она.

      Кусачки в Мишиной руке делали свое дело. Он кивнул, продолжая перекусывать ими тросик:

      – Ага.

      Женщина была сбита с толку Мишиной уверенностью.

      – Это их коляска! Уходи отсюда! – сказала она неуверенно и так же тихо добавила: – Люди!..

      Миша поднажал. Тросик наконец поддался.

      – Слава тебе господи! – сказал он на выдохе и начал спускать коляску вниз по лестнице.

      – Стоять! – заголосила женщина. – Куда повез! Чужая!

      Миша заторопился, колеса коляски прыгали по ступеням, а сама она норовила выскочить у него из рук.

      Голос женщины, кричавшей ему вслед, эхом разносился по всему подъезду:

      – Люди! Воруют! Люди! Вор!..

      Бежал Миша и думал, сколько раз он слышал «вор» себе вслед. Много раз. Очень