Жужик. Владимир Анатольевич Пшеничников

они ели вербную. Серебристых шариков в ней совсем не густо, они не пушатся и не пахнут, сделавшись похожими на рисинки, чувствуется только едва уловимая свежая горечь.

      – Каша с весной! – смеялся отец.

      И было это совсем недавно, словно вчера, и уже страшно далеко. Так далеко, что Валерке хотелось тихо заплакать, потому что уже никогда не повторятся те походы за вербочками…

      На следующий вечер он остался дома. Видел, как кормили ужином деда, приподняв его на подушках, как, сдерживая стоны, молился он, повернувшись неловко на бок, благодарил, наверное, за ужин, съев две ложки молочного кулеша.

      – Учи уроки, – напомнила мать.

      Валерка кивнул и ушёл в теплушку с первым попавшимся учебником.

      – Хто… дома? – услышал он слабый дедов голос.

      – Все, – ответила бабушка.

      – Мужики где?

      – Анатолий на дворе, Валерка уроки учит.

      – Пусть… ничего, – отозвался дед.

      Бабушка отвечала так же, как, наверное, и вчера и раньше, когда их с отцом не было дома, и дед успокаивался. Было в этом что-то стыдное, будто они с отцом бросили деда. Он оделся и вышел во двор. Тёплая влажная ночь обступила его, а он вспомнил вдруг, как дед учил его кликать жаворонок.

      Бабушка пекла штук пять птиц с пшеничными глазами, и надо было влезть на лапас, положить «жаворонку» на голову и петь: «Жаворонушки, перепёлушки, летите к нам, несите нам весну-красну, лето тёплое».

      – Громче, громче! – стоя внизу, просил дед. – Ты играй, пой, чё ты как Алену-дуду толмишь!

      – Жаворо-онушки, перепё-олушки-и, – начинал подвывать Валерка.

      – Хорош, слазь, – звал его дед. – Немтырь ты, как твой отец. А я ещё гармонь собирался покупать! Ешь жаворонку, чего насупился.

      И всё-таки Валеркой дед гордился. Рассказывал соседям:

      – Ей-бо, не учил – сам! Я читаю, он слухая. Отошёл на двор, прихожу – он дальше читая! Лерк, про кого книжка?

      – Про Филипка.

      – Ну! Про Филипка!

      Валерке шёл тогда шестой год, а грамоте у деда любой мог научиться, потому что он сам читал по слогам и водил по листу пальцем. Дед любил порассказать, повздыхать, но Валерке не хватало терпения его выслушивать. Поэтому и запоминал он истории, вроде того, как дед ездил по селу на верблюде.

      – Дешк, а зачем ты на верблюде ездил? – живо интересовался Валерка.

      – Покойников на могилки свозил, – вздыхал дед. – Голод тогда был, мёрли как мухи. Потом и верблюда съели.

      – А ты, когда маленький был, дрался? – спрашивал Валерка.

      – Дрался, – улыбался дед. – Меня из приходской школы выгнали – учителю зубы повыбивал, крутанул на ледянке. А на кулачках меня никто не одолевал! Я ловок был!

      Дед, казалось, был ловок во всем. Он умел плести кнуты, корзины, огромные короба, чинил на бригадной конюшне сбрую, делал оконные рамы, колёса к телегам и тарантасам. Время от времени он загорался научить чему-нибудь и Валерку.

      – Хочешь