Последний Хранитель Многомирья. Книга первая. Пока цветёт радостецвет. Светлана Шульга

ноздри мокрый звериный запах да ужас в муфликовых головах.

      Хомиш и Лапочка не решались выглянуть из своих убежищ и еще некоторое время прислушивались. Пугало все. Но, наконец, установилось спокойствие. Первой из кустов показалась шляпка на голове Лапочки.

      – Хомиш, Хомиш, жив ты там? – зашикала муфлишка и стянула свою шляпку.

      – Жив. Едва жив, – процедил стыдливо Хомиш.

      Оба с оглядкой вышли и уселись на спасительный валун. Хомиш еще дрожал, а Лапочка принюхивалась к шляпке и морщила аккуратный носик.

      – Нет, ты видал, ты видал?! Фу-у-у, он своим мерзким чиханием попортил шляпку. Это чудище попортило мою дивную новую шляпку. Жутчее не придумать. Не упасть бы в бомборок от этого запаха. – Лапочка поднесла шляпку Хомишу под самый нос, тот сумел не отстраниться. – Понюхай, Хомиш, пахнет?

      Хомиш не хотел расстроить Лапочку и промолчал.

      Молчать о правде и говорить неправду – это разные вещи. Об этом знает каждый муфель.

      Ничего не сказать – это значит не обидеть. А произнести заведомую ложь… О, так не принято у добрых муфлей. Муфли всегда говорят правду и только правду. Ну, либо тактично молчат. Таков закон.

      Вот и Хомиш промолчал и стал что-то искать в своей бездонной сумке.

      – Уж не шляпку ли ты там пытаешься сыскать? – оживилась Лапочка и поникла после того, как Хомиш ответил, что надеялся найти остатки успокаивающего чая от мамуши, но нашел только напиток бодрости. – Мало того, что это чудище утащило мой зонтик, так я сейчас еще и отвратительно некрасивая, – вздохнула Лапочка. – И, верно, пахну прегадко.

      Ей хотелось плакать, но она сдерживалась и изредка трогала указательным пальчиком нос.

      – Как бы не расплакаться. Нельзя. Я когда плачу, такая становлюсь неприятная, и кожа краснеет. Нет, плакать нельзя сейчас, – бормотала немного растерянная Лапочка. На нее это было не похоже. Обычно находчивая и смелая, она сейчас неприкрыто куксилась. Хомишу стало так стыдно, как никогда, и даже куст вальтургия смотрел на него с осуждением.

      – Тебе кажется, – наконец решил он успокоить Лапочку. – Ты красивая. – И совсем тихо добавил: – Для меня всегда красивая.

      – Значит, это мне от страха кажется? – обмякла Лапочка и немного упокоилась. – Ну конечно, от страха и не такое напридумывается. Страх, он ведь все увеличивает, как очки у соседской бабуши Круль. Ну, той, у которой самыми первыми в саду цветут дивоцветы. Ты еще просил у нее ростки, чтобы вырастить такие же редкие розовые дивоцветы.

      – А, да-да, вспомнил, – оживился Хомиш, отвернувшись от куста, что выпялился на трусливого муфля каждым сиреневым цветком. – Ее дивоцветы прижились. Нужно будет обязательно отнести ей мамушиных оладушек. Мамуша сказала, что пышнее кустов дивоцвета она во всем Многомирье не встречала.

      – О, оладушкам бабуша Круль обрадуется. Но вот ее дивоцветы пожрали скоропрыги. Развелись они за белоземье. Ну я же не об этом тебе рассказывала. Конечно, а о чем? А-а-а, об очках бабуши Круль. Ты видел ее очки? Не видел? Она слеповатая,