Кризис Ж. Евгения Батурина

из Сочи на послезавтра.

      – Там аэропорт больше, – блеснула знаниями спина Антонины.

      Терпеть не могу, когда человек, чувствующий за собой вину, пытается сделать вид, что все в порядке, и поддерживать разговоры ни о чем.

      – Ну что, брать из Сочи? – снова вступил Гоша. – Удобный рейс, шестнадцать тридцать. Риббентроп, довезешь девушку?

      Риббентроп – это детское прозвище Бори. Такое вот у них в Воронеже было детство.

      – А? – оторвался Боря от телефона. – Какую девушку?

      – Вон ту, – махнула Антонинина рука в мою сторону. – Моя сестра хочет в Москву.

      – Работать и работать? – пошутил Боря. – Довезу, конечно.

      Тут я поняла, что ни слова ему не сказала после «доешь борщ» сегодня днем. А человек мне, между прочим, любимый кофе принес.

      – Спасибо, – выдавила я. – За кофе. Я его в ванной забыла.

      Боря посмотрел на меня странно, отсутствующе, моргнул и вернулся в телефон. Явно ссорился с Ксенией – или даже мирился.

      Гоша купил, наконец, все билеты. Мы сели допивать кофе с «Наполеоном» от Зинаиды (мне пришлось попробовать, чтоб никто не вопил). Боря предлагал утром пойти завтракать в Зинаидино кафе – там у них, по слухам, пекли бельгийские вафли. Сестра Антонина умоляла всех проснуться попозже, хотя бы в одиннадцать: она всегда отчаянно отстаивает права сов. Я сидела далеко от Бори, в кресле, и с трудом следила за ходом беседы, зато видела, что он регулярно и невесело поглядывает в телефон. Мне было его жалко, и одновременно хотелось отобрать у него телефон и эффектно выбросить его в окно.

      – Тебя проводить? – спросил Боря вдруг.

      – Ну да, – не поняла я. – Договорились же. До Сочи.

      Все засмеялись – в том числе предательница Антонина. Оказалось, что уже пора расходиться, и мы с Борей идем спать (ох, хотелось бы другого значения этой фразы!), а проводить он меня предлагал до номера.

      – Я живу в двадцати метрах отсюда, – буркнула я. – Как-нибудь дойду.

      Боря на грубость не обиделся, просто попрощался и пошел к себе. Я долго завязывала в коридоре шнурки на кедах. Надо мной возвышалась сестра Антонина и ждала, когда же я уйду.

      Краснодар, 1 мая, после одиннадцати утра

      Завтрак получился шумным: пришли мы четверо, а еще мама Антонины, сын Антонины, муж мамы Антонины и внук мужа мамы Антонины (даже не пробуйте сейчас в этом разобраться). Все мы долго читали длинное меню, полное вафель, и пытались разместиться за двумя крошечными столиками. Детей в итоге усадили на разноцветные пуфики, которые Зинаида, крепкая и суровая женщина в бусах, приволокла из соседнего мебельного магазина.

      – Кафе называется «Вафли», а надо было назвать «Вафливафливафливафли», – вздыхала сестра Антонина, изображая, что ничего вчера не произошло. – Тут есть вафли с прошутто, салатом «цезарь», омлетом, лимонным курдом и сельдереевым пюре. Сельдереевым! Пюре!

      – Еще из кукурузной муки есть, – безжалостно отвечала я. Пусть помучается.

      – Я хочу просто со взбитыми сливками, – Антонина закрыла