Порубежники. Далеко от Москвы. Петр Викторович Дубенко

всё обошло стороной, ибо доброй угожей земли там значилось с гулькин нос. И коль скоро на жизни города новость никак не сказалась, о ней быстро забыли. Но Белёв, однако, не Бобрик.

      – С новым-то порядком, ежели всё по правде делать, с белёвских пашен полагалось боле сотни всадников. – Пояснил закромщик, когда наконец отдышался. – Откуда взять? Отродясь столь послужильцев не водилось. Аще были бы, расход на них каков? Любого разорит. Вот и придумал князь две посошны книги завести. Одна – для себя, с верным счётом. А другая, где пашен второе меньше, для царёвых слуг. По ним с Белёва всего двадцать три ратника полагалось. Вот и вся хитрость.

      – Это что ж выходит, по всем сёлам так? – с затаённой надеждой спросил Филин.

      – Само собой, а как же.

      Сердце в груди у Васьки кувыркнулось, на мгновенье сжалось, замерло, а потом пустилось вскачь с утроенной силой. В предвкушении большой удачи он облизнул пересохшие губы. Чтобы не выдать закромщику истинных чувств, отвернулся, закрыл глаза и протяжно выдохнул, стараясь успокоиться.

      – Выходит, Захар Лукич по обманным книгам казну сверяет?

      – Отож… – закромщик уныло кивнул.

      – А оброк смердам вы по тайным назначали? Стало быть, брали чуть не втрое больше. Куда делось?

      – Как стало ясно, что новый князь едет, тиун наш… Ну тот, что опальный нынче, говорит, такое, мол, раз в жизни выпадает. Нынче упустим, больше не свезёт. Ну вот мы и… того. Кое-что в Козельск на ярмарку свезли, купцам тамошним чохом отдали. А остальное… – закромщик шмыгнул носом и потупился. – Остальное по себе растащили.

      – Вот паскуды… сучье племя… – недобро усмехнулся Филин. – И много вас в сём воровстве замешалось?

      – Да, почитай, все огнищане.

      – Ого. И вот как нонче с вами быть прикажешь? Открыть всё князю? А?

      Закромщик вскинул голову и устремил на Ваську полный ужаса взгляд. Потом вдруг кинулся вперёд, рухнул на колени и на четвереньках, скуля и подвывая, пополз к Филину. Не успел Васька опомниться, как тот уже обхватил его правую ногу и припал губами к голенищу сапога.

      – Не губи, не губи, Василь Филиппыч…

      – Ну, чего удумал-то? – строго сказал Васька, но убрать ногу даже не попытался.

      – У меня детишек пятеро. Пропадут без меня. Не губи, благодетель.

      – Эх, вот сгубит меня доброта моя. – Васька нагнулся, запустил пятерню в густую гриву закромщика и оторвал его от сапога. – Ладно, будя, вставай. Так и быть, не стану православных на дыбу отправлять. Мне такой грех на душе ни к чему, ага.

      Закромщик облегчённо всхлипнул и попытался встать. Но ослабевшие ноги отказались держать грузное тело. Он сел на край лавки и опрокинул ее навзничь. Дрожащими руками поискал опоры, да так и остался сидеть на затоптанном полу, рукавом вытирая слёзы.

      – Но ежели хочешь, чтоб голова при тебе осталась, так помогать мне будешь, ага. – наставительно сказал Филин. – Ибо я, конечно, князю близок, но из такого болота мне без помо́ги вас не вытянуть. Разумеешь?

      Приходя в себя, закромщик часто закивал:

      – Конечно…