Под знаком Софии. Елена Раскина

Стали солдаты мои монеты в одежду прятать, но не очень много набрали, потому что надо было не о сокровищах думать, а на свет Божий выбираться. Еще долго мы по подземным переходам бродили… А когда вышли на свет Божий, то оказались в том самом месте, где Великий Ингул с рекой Богом сливается.

      – Там, где мы на курган скифийского царя Сарда Артаферна набрели и волчий вой слушали… – уточнил Коваль. – Вот как кружил нас Нечистый!

      – И что же, батьку, вы больше не возвращались в те пещеры? – сглотнув слюну, спросил Антон.

      – Рады были, что на свет Божий выбрались и живы остались… – объяснил Коваль. – Куда возвращаться было?!

      – Монета у меня с тех пор осталась, – продолжил Андрей Васильевич, – Гриц мой ее видел и отцу Иннокентию показывал. Говорит поп, что греческая…

      Гриц выбежал из комнаты и вернулся с золотой монетой, на одной стороне которой был вытеснен орел, сжимающий в когтях рыбу, а на другой – еле различимая надпись ΟΛΒΙΟ.

      – Что же это значит? – спросил Коваль.

      – Отец Иннокентий у нас книгочей и по-гречески знает, – объяснил Потемкин-старший. – Говорит поп, что была такая страна греческая в древние времена – Ольвией называлась. По нашему «Счастливая» значит. Потом, видно, города и селения счастливой этой страны землей засыпало, а мы на сокровища греков и набрели.

      – Мы с отцом Иннокентием решили, – вмешался Гриц, – когда я вырасту, Ольвию эту разыскать…

      – Гриц у меня фантазер, – Александр Васильевич ухватил Грицько Нечесу за вихры, – а отец Иннокентий ему потакает. Вырастет – учиться в Москву или Петербург поедет, а не города подземные разыскивать.

      Гриц, видимо, считал иначе, но отцу перечить не стал – откровенничал мальчик только с отцом Иннокентием. От сельского священника Гриц впервые услыхал о греках – благородном, но несчастном народе, порабощенном нехристями-турками. И народ этот обладал такой диковинной историей, что мальчик предпочел бы родиться греком, а не русским. Ведь только у греков были триста спартанцев и мужественный царь Леонид, слепой поэт Гомер, красавица Елена, ради которой затевались войны, и могучий, непобедимый Ахиллес, воспитанный кентавром Хироном… А еще отец Иннокентий то и дело напоминал о том, что именно греки крестили Русь, и киевский князь Владимир принял крещение в славном городе Херсонесе, расположенном на берегу захваченного турками моря.

      Гриц знал, что на это море претендовала Россия, упрямо пробивавшаяся к его берегам, чтобы на этих берегах обосноваться. Но от Смоленской губернии до этого моря было так же далеко, как и от Петербурга с Москвой, куда его непременно пошлет учиться отец. Стало быть, он, Гриц, должен выучиться, а потом обязательно добраться до желанных берегов Понта Эвксинского…

      В ожидании этих чудес мальчик попросил отца Иннокентия научить его греческому. Священник согласился, а Потемкин-старший поморщился. Александр Васильевич считал, что его упрямец-сын мог бы обойтись и без этих изысков. Воинский артикул – вот чему следовало