Коммод. Михаил Ишков

господину баню, чтобы он смыл с себя твою кровь? Как вы жестоки, люди!

      Кокцея с откровенным недоумением глянула на спальника.

      – А ты кто? Разве не человек? Не раб?

      – Конечно, раб, – согласился Клеандр и тут же с некоторым восхищением добавил: – Но и повелитель!..

      – Как это? – еще раз спросила девушка.

      Клеандр тем временем взял из ее руки кинжал, спрятал у себя в поясе.

      – А вот так, – строго заявил он. – Я раб, существо ничтожное, мерзкое, а поди ж ты, великий цезарь, чье слово закон на всем orbis terrarum[9], подчиняется мне. Мы с ним неразлей вода, и, когда императрица Фаустина рожала Коммода от Аполлона, моя мать зачала меня от быстроного и хваткого на юных девиц Меркурия.

      – Врешь! – не поверила Кокцея.

      – Клянусь Меркурием! Он сам признался. Ладно, ты давай проходи, располагайся, – заторопил ее Клеандр. – Ты пока глупа, а сольешься в любовном экстазе с отпрыском божественного Марка и сама приобщишься к семье олимпийцев.

      – Не хочу я ни с кем сливаться, – зарыдала Кокцея. – Я домой хочу, к маме.

      Клеандр задумался, потом согласно кивнул.

      – Да-да, мама… – вздохнул он.

      Спальник уперся взглядом в стену, как бы пронзил ее, и унесся в азиатскую даль, во Фригию, откуда в Рим приволокли его мать-гречанку.

      – Мама… Это так волнующе, так поэтично, – прошептал он.

      – Отпусти меня домой! – также шепотом попросила девушка.

      – Меня накажут, – едва слышно ответил Клеандр.

      – Как? – испуганно, в тон ему спросила девушка.

      Клеандр, повесив голову, задумался, потом выпрямился и неожиданно громко, с некоторой даже истеричностью в голосе рявкнул:

      – Если бы я знал!

      Кокцея вздрогнула, а Клеандр вновь понизил голос и объяснил:

      – Может, поставят в угол коленями на соль или прикажут всыпать десяток «горяченьких». А то оттаскают за вихры – видишь, какие у меня локоны? Просто на загляденье. Одно удовольствие руки вытирать.

      – Хватит дураком прикидываться, – строго и громко заявила Кокцея.

      – Поживешь с мое, – признался спальник, – не тому научишься. А ты иди, дочь Венеры. Веди себя тихо, иначе позову Клиобелу. У нее папа Геркулес.

      Он втолкнул девушку в спальню и закрыл дверь.

      Кокцея огляделась. Ложе, стоявшее посреди скромных размеров комнаты с высоким, расписанным потолком, было огромно и завешано прозрачной сетчатой тканью. В изголовье с обеих сторон, в углах, возвышались лампадарии – столбы, на которые подвешивались масляные лампы, предназначенные для освещения. Был в спальне и большой мраморный канделябр. На стенах фрески, изображавшие подвиги Геракла. Окна, в которое можно было бы пролезть, не было. Может, удастся прошмыгнуть в дверь? Она выглянула в коридор.

      У порога возвышался выставленный на пост гвардеец. Воин глянул на нее, повернулся к ней – на его щите грозно скалилась страшная Медуза.

      – Закрой дверь! – рявкнул он на нее. – Жди!

      Кокцея тут же захлопнула створку. В глазах еще стояли

9

Круг земель, то есть весь известный мир.