Фаворит императрицы. Нина Соротокина

государыни: к петардам на празднике артиллеристы относились с большей ответственностью, чем к военной баталии. Сам фельдмаршал Родиона не принял, но многие высокие чины удостоили его своей аудиенции, расспрашивая о жизни полка в Ревеле. Словом, времени для общения с отцом у нашего героя было мало, так толком и не поговорили.

      За день до отъезда Родион поехал с отцом в заново отделанную загородную усадьбу. Андрей Корнилович очень радовался возможности показать наследнику, как славно он все переделал, и тут же стал советоваться: стоит или не стоит основывать подле усадьбы еще один заводик по производству сукон? Сырую шерсть очень сподручно доставлять сюда водой, вот здесь можно устроить отличные склады, оборудование закупить в Англии… Родион только хмурился, разговор этот, кроме досады, ничего не вызывал.

      За обедом отец кинулся в другую крайность, стал толковать о делах государственных. Мол, государыня добра и милостива, но нет у нее хороших советчиков. Господин Бирон по всем отзывам человек отличнейший, однако достойным советчиком в управлении державой быть никак не может, понеже знает толк только в лошадях.

      – Зачастую это бывает полезнее прочих знаний, – буркнул Родион. – Лошади прекрасное творение Божье.

      – Кто ж возражает? – тут же откликнулся Люберов-старший. – Рядом с государыней есть еще Остерман – мудрейший муж.

      – Об Остермане говорят – хитрая лиса, – строго заметил Родион. – Вот он пусть и советует. Для этого у него хватит изворотливости. Знаешь, где прежние-то советчики обретаются? На далеких выселках. А князь Голицын Дмитрий Михайлович живет в сельце Архангельском под Москвой. Книги, науки… жизнь мыслителя, а по сути – ссылка.

      Андрей Корнилович вдруг заскучал, затосковал, суетливо начал потчевать сына вином, да сам и выпил весь штоф. После обеда показал Родиону недавно купленные картины, которые повесил в большой зале: пейзаж итальянский с развалинами и портрет покойной тетки, который ее дальние наследники продавали за ненадобностью. Портрету отец очень радовался.

      – Тетка красавицей была. Умерла молодой. Ты ее помнишь?

      – Нет.

      – А ведь портрет писан в моем дому заезжим французским художником. Фамилию его я позабыл. Да это и не важно.

      Родион вернулся в полк с тяжелым сердцем. Потекли будни. Полковник фон Бок был истинным сыном своего времени, а потому ценил в армии не столько ее боеспособность, сколько красоту строя. Красота эта достигалась ежедневной муштрой. Много составлялось бумаг, в которых подробно расписывались диспозиции данной экзерциции: «…гренадеры второго и третьего плутонга, поворотясь налево кругом, входят сквозь первую роту в батальон-каре и примыкают с правых флангов ко второму и четвертому дивизионам…»

      Родион Люберов был мастак писать диспозиции и часто делал это за других, если его просило начальство. Тоска… А потом пришло письмо от отца, странное письмо: «Дорогой сын! Поразмыслив на досуге,