Камень власти. Ольга Елисеева

под столом на ногу.

      – Цыц. Не ори, балбес. В Тайную канцелярию захотел? Ведь это людишек примечают.

      – Каких людишек? – не понял Гриц.

      – А любых. Пойдем-ка лучше отсюда, – посерьезнел Орлов.

      На улице было уже темно. С неба что-то сеяло и сеяло.

      – Мокросит, – сказал Гришан, втягивая голову в плечи и поднимая воротник мундира. – Ты где остановился?

      – Да, в общем-то, нигде, – развел руками Потемкин.

      – Ладно. Пойдем пока к нам, а там видно будет.

      Орловы жили на Малой Морской улице, недалеко от набережной, снимая несколько комнат на втором этаже у небогатой капитанской вдовы. Неприязнь к казарменной жизни была их фамильной чертой, и Потемкин, едва переступив порог, сразу понял, в чем она выражалась. Такого свинарника он еще никогда не видел. Дырявый чайник соседствовал с не менее дырявыми сапогами, штаны, рубахи, оружие и форменные треуголки лежали где угодно, только не на своем месте, и отыскать их в нужный момент не было никакой возможности.

      Навстречу им встал заспанный парень примерно одного возраста с Грицем и, насмешливо оглядев грязный мундир брата, заявил:

      – Вот тебе Иван-то сейчас холку начистит, полуночник чертов! Кого это ты притащил?

      – Это мое дело, – огрызнулся Гришан. – Согрей, Федька, чай, мы назяблись.

      – Чайник дырявый, – флегматично заметил нерадушный хозяин и поплелся восвояси.

      – Это кто там? Гришка, что ли, явился? – раздался громкий повелительный голос. – Где шлялся?

      – Вам лишь бы орать! – рявкнул спутник Потемкина. – А то, что брату вашему голштинцы чуть мозги не вышибли, это вас не касается?

      – А ты не шляйся, где голшинцы, – язвительно заметил другой рослый детина, выходя из комнаты. – Это еще кто? – он указал на Потемкина.

      – Пока с нами поживет, а ты, Алехан, заткнись. А то понял? – Григорий показал брату увесистый кулак.

      – Мне что? – пожал плечами Алексей. – Где он только спать будет?

      – Без тебя разберусь.

      – Да ради бога.

      Григория в доме считали не то чтобы сумасшедшим, а так, с придурью. Он таскал на квартиру то собак, то кошек. Раз поздней осенью привел с угла тощую непотребную девку, у которой зуб на зуб не попадал от холода, напоил кипятком, чая все равно не было, дал отогреться и отпустил. Просто так. После этого даже Иван перестал срываться на него и только мрачно сказал Алексею, что, будь у них деньги, он бы обязательно сводил Гришана к доктору на предмет головы.

      К Потемкину тоже отнеслись, как к очередной Гришкиной придури, и особенно не возражали.

      – Пусть спит. Места, что ли, жалко? – Иван отбросил адрес-календарь за позапрошлый год в угол. – Ну. Все, что ли, дома? Тушите свет, вражьи дети. – Он душераздирающе зевнул, и в дому воцарилась тишина.

      На следующий день Потемкин получил место в полку Конной гвардии.

      – Служить будите пока без жалованья, – сказал бывшему студенту косоглазый канцелярист в валенках вместо сапог. В канцелярии из-под пола сильно дуло.

      – Как без жалованья? – возмутился