Камень власти. Ольга Елисеева

эти слова. – Граф взял салфетку и принялся вилкой писать на ней какие-то закорючки.

      Почему нельзя было воспользоваться для этого бумагой и чернилами, Иван Иванович так и не понял, но с глубоким поклоном принял исчерканную Брюсом материю.

      – Вот и все, молодой человек, – заулыбался граф. – Запомнили?

      Шувалов сглотнул. Он не мог бы побожиться, что все понял точно. Тем более запомнил.

      – Гроза должна быть у-у-у-у! – сделал старик страшные глаза. – У нас тут третьего дня была такая…

      Иван Иванович выслушал лекцию о грозах. Уже вечером Брюс отпустил его, изрядно измучив рассказами. Горничная с бутоном шиповника в волосах взяла в руки свечу и по-прежнему безмолвно сделала Шувалову знак следовать за ней. Фаворит неуверенно оглянулся на графа, но тот благодушно махнул рукой.

      – Ступайте. Дело молодое. В столице вам ведь не часто удается расслабиться.

      Не часто! В его-то положении! Иван Иванович глубоко вздохнул. Зачем отказываться от подарков судьбы? Тем более, когда они сами идут в руки.

      Девушка скользила по лестнице, высоко держа свечу.

      – Как тебя зовут?

      Она только лукаво улыбнулась.

      – Но ведь у тебя есть имя?

      Горничная приложила палец к губам и толкнула рукой дверь. Шувалов шагнул вслед за ней и почти тут же на него из темноты повеяло нежным запахом диких роз. Белые руки сомкнулись на шее Ивана Ивановича, и поцелуи, легкие, как лепестки, посыпались на лицо.

      Тысяча удовольствий, испытанных им в эту ночь, трудно было сравнить хоть с чем-то пережитым прежде. Но вот, неловко повернувшись в кровати, он задел локтем цветок в волосах своей молчаливой любовницы. В тот же миг ему на руки хлынул поток роз, точно девушка рассыпалась буквально в ладонях. Уколов палец о шип, Иван Иванович проснулся.

      Он сидел в своей карете-гондоле посреди березняка, не сдвинувшись ни на вершок в сторону имения Брюса. Лошади мирно щипали траву вдоль давно заброшенной дороги. Кучер ходил рядом, постукивая кнутом по сапогу.

      – Почему стоим? – Иван Иванович протер глаза.

      – Дороги дальше, барин, нету, – отвечал слуга. – Тут мужики на телеге проезжали, косари. Говорят, давно погорела эта усадьба. Уже лет тридцать как. Молодые господа за реку переехали. Боятся здесь жить. У них что ни день, то грозы. Молнии в головешки Брюсова дома так и лупят, так и лупят! Так куда поедем-то?

      Иван Иванович поднял руки к лицу и только тут заметил, что крепко сжимает в кулаке белый пентакль и скомканную салфетку, исписанную какими-то значками.

      – Я долго спал? – спросил он, удивленно разглядывая предметы.

      – Да на минутку всего и задремали, барин, – отозвался кучер, вновь влезая на козлы. – Ну? Куда тронемся?

      – В Москву. – Шувалов махнул рукой.

      Слуга крякнул и стал разворачивать лошадей. Зачем, спрашивается, было тащиться в такую глушь? Чтоб узнать то, что известно всей Москве? Фаворит не обращал внимания на ворчание слуги. От его ладоней