Долгая жизнь камикадзе. Марина Тарасова

кран в закутке возле уборной. Никто ей не поможет, ни соседи, ни портрет деда на стене. Она так и стояла в лужице крови, боясь испачкать диванчик. Ей хотелось не быть. Вспомнились слова матери. Это, конечно, ей она пожелала смерти. Женя уже наслаждалась собственным страданием, размазывала его по лицу вместе со слезами. «А кому же еще пожелала? Сказала, что не ей. А кому же? Бабушке? Не может быть. Это ей – никому не нужной неумехе. Папе вот скучно с ней, потому что она не умеет говорить, как взрослая. Бабушка, конечно, любит. А что поделаешь? Приходится».

      Перемещение в пространстве-времени было полным и достоверным: она сама стала ручейком крови, вытекающим из серповидной ранки на руке, нанесенной туповатым лезвием топорика для чурок, сама была завитком стружек – из него мог бы вырасти мальчик-дерево, выпустить побеги рук, с выскочившей зеленой листвой. Как японское искусственное деревце, которое Женя увидит много позже, уже в сегодняшнем своем бытии. Она сейчас сама оказалась там, а клятый черный пустырь, занесенный снегом, ударял хлопушками крыльев где-то далеко за ее спиной.

      Уравнение Эйнштейна, так и не объявшее скручивание пространства.

      …Она видела, как вбежала перепуганная бабушка, причитая, хватаясь руками, перепачканными Жениной кровью, за голову, за свои седые короткие волосы, – не до тряпки же ей было, – слышала ее хриплые возгласы: «Как ты могла? Как тебя угораздило?» Слышала свой виноватый голос: «Я хотела сделать Буратино. У папы Карло получилось!» – «Он же был столяр!» – в изнеможении вскрикивала бабушка. Вызвали врача скорой помощи, он аккуратно наложил шов…

      На другой день пришел взвинченный, нервозный отец, и вдруг Женя увидела его не таким, каким он был тогда, фатоватым даже в дешевеньком пиджаке, а теперешним, с которым рассталась два часа назад, – с тонкими прядями, прилипшими к лысине, с выступающим на худом лице гоголевским носом.

      – Я не знал, что моя дочка такая дурочка! – Он покрутил тонким пальцем у виска. – Это ненормально! Попросила, я бы купил тебе куклу. Я-то думал, тебе интересней книжки.

      – Вот именно! – Тамара передернула плечами. Экстраординарность происшедшего пригасила тлеющую свару.

      Куклу ей купили тети, нетяжелую, огромную, пищащую «мама – папа», но исправно закрывающую круглые глаза, с толстой щеточкой ресниц, похожей на холку черного казахского жеребенка.

      – Перестань ее бранить! Унижать! – сердилась на отца Надежда Николаевна. – Ребенок чудом не потерял руку.

      – Но не потерял же! Чего же кудахтать?

      А уже через полчаса, попивая с бабушкой жидковатый чаек, Анатолий Алексеевич оживленно говорил:

      – Прочитал «Молодую гвардию», такая сильная вещь. А как написана! Впервые, ты знаешь, так ярко показано комсомольское подполье. А какие герои, какие образы – один Олег Кошевой чего стоит, а Любка Шевцова? Вот кому надо подражать, – он повернулся к Жене, с туго забинтованной рукой. – А ты – «Буратино»! Просто смех.

      Женя вспомнила, как