Долгая жизнь камикадзе. Марина Тарасова

узнаете, чем это для вас обернется… – выкрикнула она у порога с отчаяньем. – Полу́чите!

      – Не обращай внимания, – махнула рукой бабушка.

      Не обратить внимания Женя не могла. Они шли рядом по переулку – бабушка в совсем не зимнем пальто, великоватом для ее щуплого тела, и внучка в поеденном молью капоре, в кротовой шубке, надставленной чем попало («это тети тебе справили перед эвакуацией, что бы мы делали без них!»). Бабушка остановилась – туже обмотать ей шарф вокруг воротника.

      – А какой мой папа? – Женя вырывалась из бабушкиных рук, ей всеми силами хотелось приблизить долгожданную встречу.

      – Сама увидишь.

      – А почему она осталась дома? – спросила Женя о матери.

      – Они разошлись в разные стороны. Так просто все не объяснишь, да ты еще и не поймешь.

      – Пойму! – решительно замотала головой Женя. – Война же кончилась. Я хочу, чтобы мы жили вместе.

      – Мало ли чего ты хочешь! Это невозможно, Женюлик, – добавила уже мягче.

      Женя действительно не понимала. Сколько радостных песен разносилось из черного репродуктора, как встречали вернувшихся с фронта!

      Она стала расспрашивать о тетях.

      – Разве у тебя есть еще дочка?

      – Никаких дочек, кроме тебя, у меня нет, – грустно улыбнулась Надежда Николаевна. – Тетя Вера и тетя Оля – сестры твоего деда, дедушки Саши. Я тебе говорила о нем, да ты не помнишь. Он умер давным-давно, совсем молодым, когда тебя еще и в помине не было.

      – Как не было? – удивилась Женя. Ей казалось, она была всегда, просто, это давнее время забылось, выветрилось.

      Теперь она слушала бабушку вполуха, потому что ее мысли целиком занимал отец.

      – Запомни, тетя Вера и тетя Оля – замечательные люди, они никуда не уехали из Москвы. Тетя Вера – глазной врач, окулист известный, оперировала под бомбежками, ее наградили орденом. Голову нужно склонить перед такими, – с пафосом в голосе говорила она.

      Они вошли в метро «Красносельская».

      – А мой папа у них живет?

      – Нет, он приходит за глазными каплями, ему свежие нужны.

      – Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросила Женя. Отца и все, что касалось его, она уже считала своей собственностью.

      – Я им позвонила. Они все ждут нас, Толя тоже. Папа, – тут же поправилась она. Надежда Николаевна обхватила Женю и поставила на страшную движущуюся лестницу, отливающую стальным блеском.

      Они вышли из метро и пересели в длинную серую колымагу переполненного автобуса. Покатили через вытянутый заснеженный мост, «Каменный», – сказала бабушка, под ним щетинилась клубами еще не вставшая на зиму Москва-река. А вверху, над мостом, в перистом небе, выписывали кренделя дымы МОГЭСа. Здесь, на Болотной, вершился когда-то старорусский бокс, кулачные бои; с холодного голубого неба взирал на них Высший Рефери. Спустя несколько лет бабушка прочитает ей «Песнь о купце Калашникове» – наказал своего обидчика бесстрашный купец; но ничто не творится без воли Божьей. Замоскворечье, похожее