Найди. Фэя Моран

что впредь моя спина будет напоминанием о моей слабости. О слабости, которая не дозволена тем, кто был рождён с кровью Харкнессов. С тех пор, он называет мою спину доской наказаний.

      У меня пересыхает во рту. Перед глазами живо появляется двенадцатилетний Гай, совсем ещё ребёнок, с задранной кофтой, подставивший спину родному отцу, который безжалостно тушит о него сигареты.

      Тот случай был не единственный. Шрамов у него очень много.

      – Мне так жаль, – тихо шепчу я, борясь с желанием разрыдаться. – Правда, жаль…

      Он поворачивается обратно.

      Мне становится дурно от того, что я буквально заставила его пережить та ужасные события вновь. От нахлынувшей волны сожаления я опускаю голову, понимая, что никогда не знала подлинную историю Кровавого принца, которого таковым сделал его отец. Ведь если с детства учить ребёнка убивать, кто вырастит в итоге?

      – Никто не заслуживает подобного отношения к себе, – продолжаю я, пока голос дрожит, выдавая всю мою ничтожность. – Никто. И ты тоже. Я…

      – Может быть, однажды я верну тебе твою жизнь, – говорит он. – Может быть, однажды тебе не придётся знать, кто я такой. Возможно, ты забудешь всё, что у тебя было по моей вине, Каталина, но я хочу, чтобы ты знала: ты дала мне веру в то, что мир необязательно такой прогнивший и мрачный, каким он был для меня всё моё детство и являлся таким и по сей день. Ты дала мне веру в людей. – Гай касается моей руки, тянет к себе мою ладонь, перебирает пальцы. – Дала веру в лучшее. Вот, почему я не смог выполнить свой долг. Потому что впервые в жизни я понял истину. Потому что понял, что ты тот человек, ради которого я без сомнений могу отдать жизнь. Человек, которого я полюбил, хотя думал, что не мог.

      Он сплетает наши пальцы, и его касание вызывает дрожь по всему моему телу. Вместе со взглядом. А взгляд у него головокружительный. Такой, что невозможно отвернуться, невозможно отвести глаза. Хочется в нём затеряться.

      На Гае всё ещё нет рубашки, и от этого факта дыхание у меня сбивается, собственные лёгкие предают меня, заставляя грудь заметно опускаться и подниматься.

      – Пожалуйста, дай мне шанс, – шепчет он. – Не отнимай у меня хотя бы этого.

      И я взрываюсь от желания пасть на колени перед ним и извиняться. Извиняться так долго, что у него закружится от моего голоса голова.

      Я никогда не знала, каким было его детство, никогда не знала, что ему пришлось вытерпеть, но теперь, когда я всё это знаю, мне не легче. Теперь приходит осознание, почему он всегда так собран, спокоен и серьёзен. Потому что под запретом были любые чувства.

      Гай Харкнесс пал жертвой своего отца, а теперь он – мученик. Ведь как было сказано в выколотой на его теле татуировке?

      Бездна взывает к бездне.

      Глава 50

      Заснуть мне всё же удалось. Правда, оказалось, что ненадолго, потому что просыпаюсь я той же ночью. Но зато не было никаких кошмаров, которые, как я думала, меня обязательно посетят после последних случившихся событий.

      Едва