Красный Востокъ (сборник). Валерий Донсков

отец Александро убрал хлеб с рюмки и, взяв графин, стал разливать ещё в две рюмки. Вставай! Поднимайся!

      – Вставай! – крикнул дед и вскочил из-за стола с дрыгающейся воблой в руке, надев на себя свою синюю с малиновым казачью фуражку.

      Подошел. Собрал монеты с век Ивана, убрал икону с груди, положив всё аккуратно на стол, и стал хлестать его по щекам прохладной, мокрой, извивающейся, противной воблой, с которой летели, летели, летели брызги…

      …Иван открыл глаза и увидел низко над собой плачущее лицо Кызжибек. Она осторожно брила его щеки маленьким легким станком, намыливая их мокрым кусочком мыла и плакала.

      – …Кыз! …Кызжибек! …Катя! – нежно прошептал Иван.

      Кызжибек уткнулась ему в грудь и заплакала.

      – О! Ванька очнулся! – прохрипел где-то в углу Евдокимыч.

      Иван попытался приподняться, но Кызжибек не дала ему сделать этого:

      – Лежи! Лежи! – сказала она, вытирая слезы.

      – Давно я так?

      – Три дня, – прохрипел Евдокимыч.

      Кызжибек сияла:

      – Тетушка Бакия сказала, что если ты очнешься, это ещё ничего не значит. Вот если ты вспомнишь хоть чего-нибудь, то это – уже хорошо. А ты Ваня…, ты меня сразу вспомнил!

      – Бакия? Соседка ваша? Та, которая в городе продавцом работает? Узбечка?

      – Да! Вот всё ведь помнишь, всё! …Так она же не всю жизнь – продавцом? Она у себя флебологом была… Она – доктор медицинских наук, Ваня. Советских наук! Это же… она тебе голову зашивала.

      – Кем-кем она была? Фле…

      – Это такой хирург, по венам.

      – М-м-м. …А я Кыз, тебе душ построил.

      Кызжибек встала, возмущенно поджав губки и нахмурив брови:

      – Что, …думаешь слишком грязная я для тебя?!

      – Что ты? Что ты? – Иван приподнялся, он лежал на полу, на старом полосатом с ржавыми следами матрасе.

      Забинтованная голова была тяжелой и болела. Евдокимыч лежал на своей койке со скрипящей панцирной сеткой.

      – Я не знал, что могу сделать для тебя. Что-то особенное. И вот придумал – душ. Как подарок!

      Кызжибек подумала над его словами и снова присела к нему.

      – Не вставай! – стала намыливать ему щеки, – Ва-ань, – прошептала она на ухо, – а ты на самом деле молодой… Я теперь это точно знаю.

      Иван не мог понять, как она это могла узнать, но тут, же снова приподнялся.

      – Знаешь, а ведь есть же, есть такой город! Есть!

      – Да, ляг ты! …Какой ещё город?

      – Гурьев! Ты же сказала тогда, что нет такого города.

      – С чего ты взял, что он есть?

      – Мне Ашот сказал.

      – Ашот??? Кривой Ашот?

      Иван кивнул.

      – Как можно верить армянину… всю жизнь прожившему в Баку?

      – Ну и что? Какая разница, где человек жил?

      – Как – ну и что?! Как – ну и что?! Бытие определяет сознание! Ты же у нас – революционер и марксист, Ваня, – должен знать!

      – Какой я революционер? Я против всех революций.

      – Ты знаешь, чем он всю