Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца. Книга четвёртая. Евгений Иванович Пинаев

Мигом замотала суета, да и начпрод настроение испортил. Сказал, что капитан распорядился вместо «тропического» вина везти со склада одни соки. Если он решил насаждать трезвость, мне придётся тащить на борт контрабанду: в рейсе стукнет тридцать три, а на сухую даже с покойником не прощаются. Когда мужчина в соку, как Карлсон, и вовсе грешно не спрыснуть на солёной воде свои сухопутные корни.

      Словом, полетел я в контору, чтобы на месте разрешить проблему в инстанциях. Вдруг найду поддержку, минуя капитана?

      Авантюра удалась наполовину: кеп, оказывается, уже передумал и распорядился, чтобы на «Козерог» отпустили вина по полной программе, а соки – для лавочки. Выхожу от снабженцев, а в коридоре кадровик меня цоп за рукав:

      – Сбавь обороты, Вечеслов. Куда разбежался?

      – На пароход поспешаю, Мефодий Кондратьевич, на родной «Козерог», с которого вы меня даже в отпуск не пущаете.

      – Какой—такой отпуск? – «удивился» Мефодий, а у самого даже пух на бровях встал дыбом. – Ты же, Рёва, ещё вон какой молодой да моторный! На тебе пахать и пахать!

      «Ах, ты, – думаю, – жаба! Ах, ты, хомяк канцелярский! Ещё и издеваешься!»

      – Славный вы человек, Мефодий Кандратич, и душа у вас сердобольная. Всегда вы радеете за нашего брата: сначала напашитесь, а потом отправляйтесь в заслуженный отпуск, – и добавляю как бы между прочим: – На катафалке.

      Смотрю: зацеп всем тралом! Ещё немного – и ваера полетят. Но вида, карась, не подаёт, хотя и наливается краской: то ли томатной пастой покрылся, то ли он петушок-красный гребешок.

      – Болтаешь много, Вечеслов, ох, много себе позволяешь! – и глядит на меня с улыбкой бульдога. – А у меня до тебя небольшое дело. Нужно проводить на судно московского художника. Между прочим, идёт с вами в рейс. Познакомься, кстати: Евгений Палыч Лаврентьев.

      Оборачиваюсь и вижу в дверях его кабинета давешний пиджак.

      – В рейс ходят не между прочим, – ворчу по инерции. – А с товарищем художником мы уже знакомы… между прочим. На свежий воздух потянуло, Евгений Палыч?

      – В вашем мире я только прохожий, – отвечает с улыбкой, – ты махни мне морскою рукой!

      Весело ему!

      – Это хорошо, что знакомы! – лыбится и Мефодий. – А это, Евгений Палыч, наш лучший штурман Рев Фёдорович Вечеслов. Он вас доставит к первому помощнику капитана.

      Ишь ты, уже и лучший!

      – Вашими заботами, Мефодий Кандратич, станешь лучшим капитаном!

      – Стопори ход, Рев Фёдорович! – командует клерк: вижу, пробрало окончательно. Лобик стал беленьким, а носик синеньким. – И скажи помполиту, чтобы собрал у моряков санитарные паспорта. Вам наконец нашли доктора. Вернее, докторшу, – уточнил он. – Сегодня она не появлялась на судне?

      – Ползала какая-то баба—яга.

      – Вот и хорошо! Значит, пусть соберёт и ей всучит.

      – А если он воткнёт ей или влындит? – поинтересовался пиджак.

      – Гы—ы!