История пурпурных врат. Олег Прозоров

с лона материнского, тогда хребет и повредили. Теперь ему всю жизнь с таким добром ходить придётся.

      С тех пор и остался Егорка с Матвеем постигать тайны трав да кореньев чудодейственных. Как увидел он, что отвары целебные с людьми хворыми делают, сразу же захотел таким же знахарем как Матвей стать. Только не выходило у него пока ничего. Память у Егорки с рождения была плохая, не мог он запомнить тонкости вожделенного ремесла, а грамоте, чтобы записывать и потом читать, так и не обучился. Так что был пока на побегушках, то принеси, это подай.

      Маманя у Егорки при жизни порой сны вещие видеть могла. Перед напастями, которые свалились на них, она как-то сказала, что выбор у него в жизни будет важный. Придёт время большого определения, тогда и ясно станет, помрёт он в молодости или будет существовать очень долго, но по-другому, не так как все. А выбор этот, сам Егорка сделать будет должен.

      И Егорка свято верил этому пророчеству, вон Матвей тоже живёт не так как все. Люди к нему с поклоном идут, с уважением. Значит и ему так жить уготовано, а выбор важный уже сделан был, когда он у Матвея учеником остался. Всё равно никакому другому ремеслу он не обучен. Коли уйдёт от учителя, сгинет с лица земли, как это и было предсказано.

      С этими мыслями Егорка закрыл глаза, пытаясь побыстрее заснуть пока в животе опять не заурчало. Завтра нужно будет, как всегда рано вставать. Рыбу ловить, а потом ещё эта полынь проклятая, за ней несколько вёрст топать придётся.

      * * *

      У тесного закутка Егорки, огороженного от основного помещения куском старого и рваного сукна, послышался шорох, а затем и шаги. Это должно быть Матвей. Забыл чего, наверное, вот и ищет впотьмах. До утра дотерпеть не может.

      – Не спишь ещё? Вот и я не могу уснуть. Ты на меня особо не серчай. Когда я юнцом как ты был, меня тятька не так учил. Совсем не так как я тебя. – На присевшего рядом на ночь глядя Матвея нахлынули укоры совести и воспоминания из далёкого детства. – Ежели я, к примеру, не по разумению что-то делал, тятька сразу же за вихры и носом в землю. И приговаривал всегда в этих случаях. – Не можешь глазом зыркать, носом чуять учись. А как отвар свой первый целебный я сделал, так и простил тятьку своего за всё. Потому что во благо, как оказалось, он надо мной изгалялся.

      – Как я могу на тебя сердиться Матвей? Если б не ты, сгинул бы я уже давно с этого света. Я тебе всем по гроб жизни обязан. – Смиренно, уже по дороге в царствие Морфея, пробормотал сонный Егорка.

      – Обязан он, ты посмотри на него. Эх, плохо я тебя учу, нужно по-другому пробовать. А то, всё без толку. Видать розги пора готовить. Вот помру я скоро, кто селян наших лечить будет? Коли к тебе пойдут, великий мор настанет, потому как лоботряс ты у меня отменный. Ничего самостоятельно сделать не можешь. – Выгнать Егорку у Матвея рука не поднималась, жалко убогого, а науку тот ни как не может уразуметь. – Ладно, спи уже. Утро вечера мудрёнее.

      Каким-то шестым, а может быть и поболее