Последняя. Александра Веен

туч. Эрсиль сонно размышляла о том, что из-за Къельта усвоит привычку странствовать с дождями.

      Выбравшись на Дунумский тракт, Эрсиль начала откровенно клевать носом. До самого обеда она ковыляла, нещадно цепляясь за врага. Тот мужественно терпел ее безволие и даже словом не попрекнул.

      Когда окутавший Эрсиль туман рассеялся, она почувствовала себя до крайности неловко. Отодвинувшись от Къельта и пробурчав: «Спасибо», Эрсиль принялась озираться.

      Природа вокруг стремительно менялась. Луга и пастбища оскудели, все чаще встречались каменистые всхолмья и вересковые пустоши – сизовато-лиловые, овеянные предвечной тишиной. На западе сиротливо качали иглистыми кронами сосны. Рощи и тенистые дубравы отхлынули к востоку. Къельт и Эрсиль приблизились к Мшистому кряжу, ведь Дунум разместился в предгорьях, а до него было всего пару дней пешком.

      Эрсиль вспомнила предостережение кранда и повторяла про себя, надеясь извлечь какую-никакую пользу, но лишь расстроилась. Поравнявшись с Къельтом, она небрежно спросила:

      – Ну и чем побаловали тебя коротышки? Пророчеством?

      – Тебе-то что? – Къельт недовольно покосился на Эрсиль.

      – Просто интересно. Хочешь, вкратце обрисую свое. Рифма с детства выпрыгивает у меня из головы на раз, два, три.

      – Тебе понадобятся меч и кровь. И вся твоя любовь, – процитировал Къельт, обращаясь к кому-то в дорожной слякоти.

      – Э-э-э, – озадачилась Эрсиль, – зато четко и без философии. Не чета моему стихотворению.

      Чрезвычайно суровое «угу» призвано было пресечь разговор и донести до некоторых, что они не желанные собеседники, а докучливые приблуды, но Эрсиль не отчаивалась.

      – Ты обещал мне рассказать о крандах. Почему, если держать рот на замке, они тебя не тронут? И почему мы не вышли к ним сразу? – допытывалась Эрсиль, заглядывая Къельту под капюшон. – По-моему, они ничего – потешные и гости им нравятся. Зачем мы отсиживались в кустах?

      Къельт возвел очи горе.

      – Ни при каком раскладе нельзя попадаться крандам в Ветродуй раньше, чем они выпьют своего вина, – приступил к лекции он. – Иначе коротать тебе годы рябиной там или березой. В прежние времена у крандов бытовало поверье: недурно бы ухлопать человечишку, чтобы юный кранд перезимовал легко.

      – А у них с этим трудности? – засомневалась Эрсиль.

      – По-разному случается… – Къельт исподлобья посмотрел на пустующий тракт и продолжил: – Кранды считали, что, превращая человека в дерево, они борются за справедливость. Вы, смертные, издавна вырубаете леса и ничем не восполняете ущерб. А так кранды принуждают вас делиться жизнью с фейри и платить долг. Но кранды очень редко заманивают к себе. Другая история, когда к ним забредают сами. Однажды в заветную октябрьскую ночь на Ветродуй пожаловал неурочный путник. Торжествующие кранды решили сделать его праздничной жертвой, о чем ему и доложили. Тот сперва хныкал, молил освободить его. Потом ревел в три ручья на протяжении всего пиршества –