Фонарики в небе. Ульяна Владимировна Орлова

пока ты сидишь в кресле, открыв рот.

      – Юр… Я тоже боюсь зубных.

      Юра хитро посмотрел на меня:

      – Только их?

      – Нет. Ещё много чего боюсь, но зубные для меня – это страшный сон.

      – Да ладно, Мишка! Сейчас такие аппараты, что просто чудо! Когда меня в детстве лечили, это было что-то: горячие бормашины, звери просто… А сейчас всё такое маленькое, аккуратное.

      – А дальше, наверное, ещё лучше придумают! Юр, а твой брат… он кем хотел стать?

      – Он хотел идти по стопам отца. Хирургом.

      – Представляешь… – и я замолчал.

      – Чего?

      Я сказал уже совсем тихо:

      – Ну… сейчас он бы уже где-нибудь работал… Наверное, хорошим был бы врачом.

      Я увидел в зеркало, как Юра закусил губу. Он ничего не ответил.

      Мы долго молчали, а потом я решился спросить:

      – Юр, мы так собрались… И ты едешь быстро. Что-то случилось?

      – Миш, всё в порядке. Просто у нас в семье скоро будет на одного человечка больше. Совсем скоро.

      Я помолчал, соображая. Если честно, за эти два месяца я совсем забыл, что у нас ещё кто-то будет. Мой братик или сестрёнка. Привык с Юрой хозяйничать и, хотя иногда скучал по Наташе, совсем не представлял себе жизни с малышом. Юрины слова вернули меня к реальности. Теперь я словно стоял перед дверью, не решаясь её открыть и боясь того, что за ней: хорошо ли, спокойно ли там? Понимая, что пути назад нет…

      Интересно, каким он будет? Я мало видел младенцев. Может, пару раз в жизни. Сначала они маленькие и ничего не умеют. А потом как-то всему учатся. Сидеть, ходить. Разговаривать. Будет потом меня называть братом. Или… не будет?

      Я завозился. Будет конечно! Я же рядом. Правда, всё равно боюсь: а вдруг меня разлюбят? Не, понятно, что с малышом больше возятся, я и не против, мне бы только, чтоб Юра по вечерам приходил и мы с ним разговаривали, как раньше. Тогда всё в порядке.

      …Когда Юра остановил машину и мы вышли поразмяться, он сказал задумчиво и грустно, словно продолжая разговор:

      – Да… Вот знаешь, что жизнь земной не ограничивается, что, быть может, им там спокойнее и лучше… А иногда накроет… И так хочется, чтоб человек был жив и был рядом! Эгоизм, конечно. Но – тяжко… Мне иногда кажется, что они не погибли, а вот-вот вернутся с вечерней электричкой…

      Я взял его за ладонь. Она была тёплой-тёплой. В воздухе пахло дождиком и травами. Изредка нарушал тишину рёв мотора проезжающей по трассе машины. Когда она исчезала – было слышно, как ухает в лесу какая-то птица да как шелестят листьями высокие берёзы.

      – Воздух здесь такой, что пить можно. Ну что, поехали, Мишка?

      – Юр… Ты не грусти! Ты – живи.

      Он прижал мою голову к своей куртке.

      – Я стараюсь.

      Если бы я знал, что он так расстроится, – ни за что бы его не спрашивал!

      Некоторое время мы ехали молча. Юра иногда брал мобильник и что-то щёлкал кнопками, может быть, переписывался с Наташей? А я всё смотрел на тёмные деревья, на мелькавшие изредка фонари, на туман, который, словно молоко, заполнял овражки и лесные ложбинки… Мне казалось, что еду я не в первый раз, что так