Черный человек. Василий Головачев

к семи смертным грехам я бы не стал.

      Мальгин непонимающе уставился на собеседника. Тот вполне серьезно пояснил:

      – Гордость входит в число семи смертных грехов.

      – Екклесиаст? Вы неплохо начитанны для своей профессии, слуга Гиппократа, а на вид – обычный конокрад.

      Хан засмеялся.

      – Ты тоже на вид простой, в меру воспитанный спортсмен.

      – И за то спасибо. Как ты себя чувствуешь?

      – Нормально.

      – Скажи это Карой. Я недаром мастер-медик, мон шер, а любой мастер – интуитив высокого класса. Ты сильный парень, но после этого прискорбного случая я не могу оставить тебя в группе риска. А жаль.

      – Жаль, – согласился Джума Хан, погрустнев. – Ты прав, мне здорово досталось, и отпустили меня из «Скорой» только под честное слово, обещал, что я приду на обследование при первых признаках… недомогания. Но ассистентом я был бы неплохим.

      – Знаю, потому и жаль. Что сказали кибернетики?

      – Код записи неизвестен, но логику маатан мы уже знаем. В общем, надежда на расшифровку есть, все дело в том, сколько может ждать Шаламов.

      – Он потребовал не оперировать его вообще.

      – Снова «фаза хозяина»?

      На столе замигало индикаторное окошко, раздался голос Таланова:

      – Клим, зайди ко мне, как освободишься.

      Мальгин молча ткнул пальцем в окошко.

      – Карой, кстати, как только узнала… – Клим замолчал, заметив напрягшиеся скулы Джумы, – что…

      – Не стоит об этом. Все непросто, туманно и скользко… гололед с дождем.

      Мальгин покачал головой.

      – Если бы ты был ей безразличен, она не менялась бы в лице и не бежала к метро сломя голову, узнав, что с тобой приключилось.

      – Да ни о чем это не говорит! – В голосе Джумы неожиданно прорвалась тоска. – В том-то и дело, – сказал он тоном ниже, – что она становится заботливой только в экстремальных ситуациях. Я уже два года пытаюсь понять свою ошибку, где я свернул с тропинки, ведущей к ее мироощущению, вернее, к взаимопониманию, и не могу найти. И ты мне в этом деле не помощник, Клим, извини. Ты и сам, похоже, в ситуации похлеще.

      Мальгин посмотрел на свой кулак, потом на лицо Хана. Тот невесело улыбнулся.

      – А ты врежь, может, полегчает… а потом я тебе, если встану. Идет?

      Мальгин в ответ улыбнулся через силу, прислушался к себе и почувствовал, как тает в сердце лед одиночества и отчаяния, лед, не видимый никем и никогда.

      – Давай думать, старик, нам обоим теперь надо много думать. Видать, чего-то нам недостает, может быть, чисто человеческого, доброты или простоты, щедрости или азарта, жадности или способности удивляться и совершать незапрограммированные поступки… не знаю. Но успел убедиться, что женщине недостает мужского суперменства, постоянной готовности мгновенно ответить на любой вопрос, жесткой постоянной, стойкой уверенности в своей правоте. Может быть, им не хватает минутного колебания между «да» и «нет», еле заметного проявления слабости, что уравновешивает нас