Светлая для черного мага. Наталья Шнейдер

матушка! – воскликнула я, перебивая ее. Щеки налились горячим свинцом, и я невольно схватилась за них, точно пытаясь спрятать.

      Она мягко улыбнулась.

      – Когда-то и я была молода.

      «Откуда ж ты взялась, такая наивная птичка». Я словно снова ощутила касание горячих рук. Щеки запылали еще ярче.

      – Я хочу вернуться в нашу обитель! – вырвалось у меня.

      Совсем недавно я так радовалась, что матушка берет меня в столицу вместе с другими сестрами. Не только потому, что это было честью. Возможно, мне хоть издали посчастливится увидеть королевскую чету или кого-то из принцев.

      Но сейчас я всей душой стремилась обратно – в тихую размеренную жизнь, к которой успела привыкнуть. Туда, где…

      – Туда, где нет соблазнов? – спросила матушка, словно прочитав мои мысли. – Девочка моя, ты не сможешь бегать от искушения всю жизнь. Лучше, если ты столкнешься с ним сейчас, когда рядом есть кто-то, кто сумеет тебя поддержать и наставить. Справишься один раз – дальше будет проще, ведь ты убедишься в силе своей веры и своего духа.

      – Так вы специально послали к черному именно меня? – догадалась я.

      – Да. Эвелина, Фейнрит дал тебе сильный дар, но кому много дано, с того много и спросится. И поэтому тебе не отсидеться за стенами обители, избегая соблазнов. Но ты юна и многому еще должна научиться… – Она помолчала. – Скажи правду – ты ожидала увидеть чудовище?

      Я кивнула.

      – А увидела красивого, возможно, страдающего мужчину, и теперь не знаешь, что и думать?

      – Да, матушка, я… – Я замешкалась, подбирая слова.

      Я рассчитывала увидеть чудовище, это правда. Но причина моего смятения была вовсе не в том, что вместо чудовища мне предстал человек.

      Если злодей заслужил смерть, он должен умереть. Но унижать? Мучить? Чем мы тогда отличаемся от него?

      Я собралась это озвучить, но матушка перебила меня:

      – Боги никому не посылают страданий больше, чем человек способен вынести.

      Я открыла было рот и снова закрыла – что я в свои восемнадцать могу знать о воле богов и страдании?

      – Что до твоего смятения – это не последний красивый мужчина, которого ты встретишь на своем веку. Тело – сосуд для души и такое же создание Фейнрита. Нет греха в том, чтобы видеть телесную красоту. – Ее лицо стало грустным. – Грех в том, чтобы налить в хрусталь навозную жижу вместо драгоценного вина. Дитрих красив…

      Дитрих. Вот, значит, как зовут черного. Имя удивительно ему шло – такое же жесткое и злое, как он сам.

      О какой ерунде я думаю? Какое мне дело до имени этого человека? Утром его не станет, а потом и имя сотрется из воспоминаний. Чем быстрее, тем лучше.

      – Красив, но душа его черна. Тебе жаль его?

      – Нет, – покачала я головой. – Не жаль.

      Даже избитый, в жару от лихорадки и едва держась на ногах, он не выглядел жалким.

      – В самом деле? – Острый взгляд матушки Епифании, казалось, пронзал меня насквозь, проникая в самую глубину души, не оставляя права ни на одну потаенную мысль.

      – Он не вызывает жалость, –