Аспекты. Джон М. Форд

вместе. А поскольку причина не делать чего-либо есть всегда, значит, я что-то упускаю, и это заставляет меня усомниться в целесообразности такого поведения.

      – По-вашему, мне неведом страх, – сказала она. – Но сейчас…

      – Послушайте, – сказал он, понимая, что вот-вот уступит своим желаниям, – в Листуреле невозможно что-либо утаить. Это не касается того, что происходит в заведениях на Студеной улице, они для того и предназначены. Но если вы придете ко мне в гости, об этом узнают. И вспомнят об этом, когда вы снова направите петицию в парламент. Одни сочтут, что я на вас повлиял, другие решат, что вы на меня повлияли, но все подумают, что мы с вами в сговоре. Я не могу с уверенностью предположить, как это скажется на рассмотрении вашей петиции. Я просто не представляю, как на это отреагирует ассамблея. Так что принимайте решение взвешенно, понимая, что эти отношения не ограничиваются текущим моментом.

      – Я не стала бы ловить момент, если бы думала, что моментом все и ограничится, – невозмутимо сказала Лумивеста. – Хотя, безусловно, я понимаю, о чем вы… – Она рассмеялась.

      Оценив шутку, Варис тоже усмехнулся. Напряжение спало.

      – Знаете, такого вечера у меня не было с тех пор, как… – сказала Лумивеста. – Нет, такого вечера у меня вообще никогда не было. Благодарю вас, Варис.

      – И вам спасибо, Лумивеста.

      Он вышел из кэба. Кэбмен, трогая, оглянулся и покачал головой. Варис тоже покачал головой, отпер дверь и включил газовый рожок в прихожей.

      На столике лежал сверток, перевязанный лентой. В нем оказался небольшой летний пирог, пахнущий изюмом и овсяной мукой, – подарок на Равноденствие от жены Хламма, камердинера Вариса. Она была прекрасной кухаркой и готовила праздничные ужины в те редкие дни, когда Варис приглашал к себе гостей. Пирога как раз хватило бы на двоих, но в доме был только Варис.

      Он завернул подарок в оберточную бумагу и уложил его в саквояж, собранный для завтрашнего путешествия. Агате пирог понравится. Они съедят его вдвоем с Агатой, и Варис будет счастлив, что провел сегодняшнюю ночь в одиночестве.

      Нет, подумал он, поднимаясь к себе в спальню. Агата обрадуется его приезду, и он будет этим счастлив. А сегодняшняя ночь – это другое.

      В начале одиннадцатого дверной звонок развеял смутные сны. Варис надел шлафрок и спустился в прихожую. Свет резал глаза. Дверь раскрылась в невыносимо яркую белизну, хотя небо было пасмурным и пелена туч затянула солнце.

      – Тобой только детей пугать, – сказал Винтерхольм, проскальзывая в прихожую. – Надеюсь, ты честно заработал эти шевроны под глазами. – Он многозначительно посмотрел на лестницу.

      – Мне уже второй день подряд заявляют, что у меня невыспавшийся вид, – кисло сказал Варис. – Помнится, разгульный образ жизни подразумевает хоть какие-то удовольствия.

      – А что, ее нет… Она ушла? Ты ее не пригласил?

      – Вообще-то это не твое дело. Мы с ней поговорили, и она уехала домой, потому что устала. С чего тебя вдруг так интересует моя личная жизнь?

      – Вот я же говорил Извору! С коронессой ты ни за что не свяжешься,