Проводник. Часть 2 – Дороги к дому. Зорислав Ярцев

– школьный приятель, который уехал семь лет назад с родителями в Киев.

      Борис прикрыл глаза, сделал глубокий вдох-выдох, посылая по всему телу волну мягкого расслабляющего тепла.

      – Ладно, – пробормотал он сам себе. – Мне можно ошибаться. И можно использовать ошибки себе на благо.

      Открыв глаза, Иволгин отыскал в списке нужного Семёна, сначала написал ему, а затем вернулся к киевскому приятелю. «Хотя на счёт приятеля уже не уверен…», – подумал Борис. – «Ну да посмотрим, что дальше будет писать».

      Иволгин пошевелил пальцами, раздумывая над ответом, и решительно набрал:

      «Рад, что у твоего отца всё благополучно. Мобилизованные в ВС РФ служат лишь с прошлой осени. А до этого на СВО посылали только контрактников. Да и сейчас хватает добровольцев. Никто специально никого не натравливает и заградотрядов не создаёт. Крымчаки служат вперемешку с остальными российскими гражданами. О мировой общественности давай не будем. Лучше расскажи, как дела у тебя?»

      Вскоре пришёл ответ:

      «Жаль, что тебя не интересует позиция цивилизованных демократических государств, к которым относится и Украина. Понимаю, в России всё не так. Но я верю, что голос разума всё же дойдёт до угнетённых граждан РФ, и они начнут бороться за свои права и свободы. Точно так же, как боролись мы на Майдане. Как боремся мы и сейчас, сражаясь с оккупационными войсками. И я верю, что не далёк уже тот день, когда наш с тобой родной Крым снова станет свободным. И мы вновь сможем прогуляться по его земле, подышать вольным воздухом. У меня всё хорошо. Спасибо что интересуешься. С работой – не очень. Да и жизнь в Киеве за последний год сильно изменилась. Но мы с семьёй и друзьями держимся».

      – А без политических лозунгов уже никак? – риторически спросил Борис у смартфона.

      Он нарочито аккуратно отложил аппарат в сторону. Потёр руки, словно желая смыть с них нечто едкое. От прочитанного внутри остался неприятный осадок – смесь непонимания, ошеломления и раздражения.

      – С дураками и сумасшедшими не спорят, – на распев протянул Иволгин, баюкая сам себя.

      Но вспыхнувшее едкое раздражение не уходило. Оно зацепилось за какие-то внутренние струнки и обжигающе царапало. Бред, который только что написал его приятель, просто не укладывался в голове. Хотелось дотянуться до этого человека, взять за грудки и хорошенечко встряхнуть, мол: «Опомнись! Какая мировая общественность?! Какая свобода?! Какое доблестное сопротивление оккупантам?! Очнись! Ты, придурок не…»

      Борис оборвал поток ядовитых мыслей.

      «Вражда», – подумал он. – «Это всё та же бесконечная братоубийственная вражда, развязанная и умело подогреваемая той самой хвалёной мировой общественностью. И не вчера это всё началось. А десятки лет назад. Почему сейчас и возникла необходимость действовать столь жёстко и решительно. В противном случае ядовитая зараза неонацизма будет расползаться, как раковая опухоль. А вот такие чудики будут прыгать на своих Майданах и громко кричать о свободе, европейских