Или кормить акул, или быть акулой. Шон Чарт

хочешь этим сказать? – обратился я к Эмилю, начав разгружать свой рюкзак.

      – Ничего особенного, но разве тебе там понравится?

      – Мне там нравится. Я люблю это место. Ведь я не стал силой заставлять себя самого жить и учиться в месте, которое мне не по нраву.

      Библиотекарша мило улыбнулась, получив от меня последнюю книжку, и мы попрощались.

      – Я и такое допускаю. Ты довольно жертвенный.

      Я множество раз успел поругать себя за то, что взялся звать его с собой.

      – Что у тебя с Полиной? – спросил внезапно он, спускаясь по лестнице передо мной.

      – Что? С кем? – вылупился я на него.

      – Ты слышал меня. У вас явно… между вами явно что-то происходит.

      – Просто очуметь…

      – Что такое?

      – Эмиль. Ты идиот, что ли? Прости за нескромный вопрос.

      Он рассмеялся, думая, что я шучу.

      – Не знаю, Саид. Мною движет лишь желание найти тебе подружку.

      Мы вышли на улицу. Лето пронзительным теплом нагревало мне щеки и глаза, а по линии лба проступал пот и стекал по вискам. С деревьев, нависавших над тротуаром, на невидимых ниточках свисали крохотные зеленые личинки. Небеса над нами были без единого облачка, как ничем не обеспокоенная безупречная гладь воды, и пылко дышали вязким – как различимые зрением волны газа, – солнечным светом. На шоссе, вдоль которого мы шли в сторону метро, оглушающе шумели автомобили.

      Я думал чем-то ответить Эмилю, но мне так не хотелось с ним разговаривать, хоть на эту тему мне есть так много всего сказать.

      Во-первых, к отношениям я всегда был страшно скептичен, потому что они полны лжи. Лжи не только самой банальной, вроде обмана и неправды, хотя и эта ложь мерзка. Речь о той, что не высказывается, что скрыта и мельком проплывает под слоем тонкого льда, с которого протерли снежные градинки. Как, например, расставаясь, люди начинают нести полнейшую ахинею, говорят абсолютно странные вещи, напускают на свои образы марафет неубедительного безразличия и пытаются поддеть сильнее того человека, с которым недавно желали провести всю жизнь. Они говорят: «Я знал, что что-то не так» или: «Все к этому и шло». Так если ты знал это, что мешало тебе это предотвратить, обсудив открыто? Почему люди не хотят разговаривать друг с другом, поднимать темы, которые гложут их и могут привести к разрыву в будущем? Разве правильно сказать о девушке, к которой ты когда-то относился тепло, что она, например, некрасива, имеет раздражающие тебя привычки, скверный характер, необоснованные претензии, большой нос или смешные уши? Есть еще и вовсе, как говорят, смертельный номер: «Если честно, бывшая мне нравилась больше». Все это – мерзость невероятных масштабов, и недостойно того, чтобы тратить на это время и эмоции, потому что люди зачастую лживы, и в этом главная беда.

      Такие размышления отворачивают от желания заиметь любовь, потому что тогда я тоже попаду в теоретическую категорию людей, способных на ложь. Лгать в узком и самом распространенном смысле слова я не стал бы никогда, и ничто бы меня к тому не сподвигло, но я совершенно точно превратился бы в скрывающего расстройства и врущего, что все хорошо,