Волки и овцы. Александр Островский

вами. (Хочет идти.)

      Мурзавецкий. Атанде! Поклон.

      Глафира. От кого?

      Мурзавецкий. От Лыняева.

      Глафира. Благодарю вас. Что это ему вздумалось?

      Мурзавецкий. На охоте встретились, денег у него занял, черт его возьми! Шуры-муры завели? Ну, что уж, признавайтесь! А еще важность на себя напускаете.

      Глафира, пожав плечами, уходит. Входят Павлин и Влас с подносом, на котором рюмка водки и закуска.

      Павлин. Извольте кушать поскорее, а то, чего доброго, барышня выйдут.

      Мурзавецкий (выпив и закусив). Фу! Кабачная водка, собачья закуска! (Власу.) Пошел!

      Влас уходит.

      Павлин. Какая есть, и за ту спасибо скажите, сударь!

      Мурзавецкий. Что ты важничаешь! Точно какое одолжение мне сделал. Я тебе приказал, ты мне подал, вот и все. Смел бы ты не подать.

      Павлин. Хорошо-с, так и будем знать.

      Мурзавецкий. Хам и важничает – это смешно даже.

      Входит Мурзавецкая.

      Явление седьмое

      Мурзавецкий, Мурзавецкая, Павлин.

      Мурзавецкая. Что ты расселся? Не видишь? (Поднимая костыль.) Встань!

      Мурзавецкий. Ах, пардон, ма тант! Я так, что-то не в духе сегодня, не в расположении.

      Мурзавецкая. А очень мне нужно! (Павлину.) Поди затвори двери; и не принимать никого, пока я не прикажу.

      Павлин (подавая кресло). Слушаю-с. (Уходит.)

      Мурзавецкая (указывая на стул). Вот теперь садись, когда приказывают.

      Мурзавецкий. О, ма тант, не беспокойтесь.

      Мурзавецкая. Да что не беспокоиться-то? Будешь вертеться передо мной, как бес; терпеть не могу. (Стучит палкой.) Садись!

      Мурзавецкий садится.

      Долго ты меня будешь мучить да срамить?

      Мурзавецкий (с удивлением). Что такое? Я, ма тант, ваших слов не понимаю.

      Мурзавецкая. А то, что ты шляешься по трактирам, водишься с мужиками – ссоры у вас там… Мурзавецкому-то это прилично, а?

      Мурзавецкий. Вот превосходно, вот превосходно! Однако ж меня ловко оклеветали перед вами.

      Мурзавецкая. Где уж клеветать; про тебя и правду-то мне сказать, так люди стыдятся. Да чего и ждать от тебя? Из полка выгнали…

      Мурзавецкий. Позвольте, ма тант!

      Мурзавецкая. Молчи! Уж не болело б у меня сердце, кабы за молодечество за какое-нибудь: ну, растрать ты деньги казенные, проиграй в карты – все б я тебя пожалела; а то выгнали свои же товарищи, за мелкие гадости, за то, что мундир их мараешь.

      Мурзавецкий. Но позвольте же!

      Мурзавецкая. Куда как хорошо, приятно для всей нашей фамилии!

      Мурзавецкий. Но позвольте же в оправдание… два слова.

      Мурзавецкая. Ничего ты не скажешь, – нечего тебе сказать.

      Мурзавецкий. Нет, уж позвольте!

      Мурзавецкая. Ну, говори, сделай такую милость!

      Мурзавецкий. Судьба, ма тант, судьба; а судьба – индейка.

      Мурзавецкая. Только?

      Мурзавецкий. Судьба – индейка, я вам говорю, вот и все.

      Мурзавецкая (покачав