Волки и овцы. Александр Островский

А знаете, так будьте поучтивее. У меня таких-то хамов, как вы, полтораста животов было.

      Павлин. Было, да прошло.

      Чугунов. Да, прошло; был барином, а теперь вот сутягой стал да холопские разговоры слушаю.

      Павлин. Нельзя и не говорить; поневоле скажешь, коли вы барышню только смущаете. Можно вам теперь, сударь, кляузы-то бросить и опять барином зажить: золотое дело имеете.

      Чугунов. Имею.

      Павлин. По милости нашей барышни у госпожи Купавиной всем имением управляете – ведь это легко сказать! Да оно и видно: и домик обстроили, и лошадок завели, да и деньги, говорят…

      Чугунов. Заговорили уж, позавидовали!

      Павлин. Нет, что ж, давай Бог, наживайтесь!

      Чугунов. Да и наживусь, и наживусь. Разговаривай еще! Посмотрю, что ль, я на кого! Я видал нужду-то, в чем она ходит. Мундир-то мой помнишь, давно ль я его снял? Так вытерся, что только одни нитки остались; сарафан ли это, мундир ли, не скоро разберешь.

      Павлин. Барыня молодая, добрая, понятия ни об чем не имеют; тут коли совесть не зазрит…

      Чугунов. Зачем же ты совесть-то? К чему ты совесть-то приплел? В философию пускаться тебе не по чину…

      Павлин (взглянув в окно). Барышня идут. (Уходит.)

      Корнилий в белом галстухе и белых перчатках выходит из гостиной, отворяет обе половинки дверей и становится слева.

      Явление третье

      Чугунов встает со стула и становится невдалеке от двери в гостиную, за ним по линии к выходной двери становятся: подрядчик, потом староста, потом маляр и столяр. Мурзавецкая одета в черную шелковую блузу, подпоясанную толстым шелковым шнурком, на голове кружевная черная косынка, которая, в виде вуаля, до половины закрывает лицо, в левой руке черная палка с белым, слоновой кости, костылем. Проходит медленно и не глядя ни на кого от дверей передней в гостиную. Все стоящие в зале поочередно целуют ее правую руку. За ней, в двух шагах, проходит, опустя глаза в землю, Глафира, одета в грубое черное шерстяное платье. Потом две приживалки, одетые в черное. Павлин идет с левой стороны Мурзавецкой и, почтительно согнувшись, несет на руке что-то вроде черного плаща. Корнилий, пропустив всех, входит в гостиную и затворяет двери.

      Явление четвертое

      Чугунов, подрядчик, староста, маляр, столяр, потом Павлин.

      Староста. Ах, матушка! Дай ей, Господи! Создай ей, Господи!.. И костылек-то все тот же.

      Подрядчик. Разве помнишь?

      Староста. Да как не помнить? Тоже, как крепостными-то были…

      Подрядчик. Так хаживал по вас?

      Староста. Еще как хаживал-то!

      Выходит Павлин.

      Павлин. Не в час, господа, пришли.

      Чугунов. Что так?

      Павлин. И докладывать-то не смею. (Чугунову.) Наказанье нынче, сударь Вукол Наумыч, с прислугой. Сливок вскипятить не умеют, либо не хотят, что ли. Только и твердишь, чтоб пенок как можно больше, потому барышня страсть их любят. В такой малости не хотят барышне удовольствия сделать, ну и гневаются.

      Староста. Что же теперича нам?

      Павлин.