Весы Лингамены. Роман Александрович Орлов

губы его беззвучно зашевелились; казалось, он хочет что-то сказать, но словно не может преодолеть некий невидимый барьер.

      Дарима, не скрывая саркастической улыбки, смотрела на Гелугвия. Мы со Штольмом взвешивали происходящее каждый по-своему.

      – А что у нас насчёт изменений внутри? – наконец, нашёлся я.

      – Как я уже говорил, – собрался с мыслями Гелугвий, – внутри мы знаем каждое дуновение ветерка за прошедшие пятьдесят лет, поэтому…

      – Вот если б ты ещё знал каждое дуновение красного4 ветерка, – пошутила Дарима, смешливо скосившись на говорившего.

      – Да, хм, так вот…

      – Но внутри мы, действительно, считаем малейшие изменения, ты же это хорошо знаешь, Дари, – ответил я за товарища. – Кхарну там, конечно, не как все дети, из дерева наличники сам стал делать, может, он мастером каким был раньше. Но делает он их уже давно, а в поле Наланда перестала ходить только совсем недавно. Как это связано?

      – Так поле или всё-таки пляж? – ехидно улыбнулась Дарима.

      – Ну, у них пляж там в поле. На пруду, – ответил Штольм.

      – Но вот насчёт Кхарну… – не закончил я фразу и пожал плечами.

      Повисла тишина, все выговорились. Я приподнялся с рабочего места и прошёлся вдоль стены. Везде здесь чернели выключенными экранами кристалловизоры – мы никогда ими не пользовались. За все двадцать лет в институте я не помню ни одного случая их включения. Наша команда трудится над одной задачей, и все мы хорошо знаем друг друга. Что нам скрывать? Да и от кого? Посторонние, не связанные с нашей работой люди, не посещают стены данного заведения. Так что эти некогда революционные приборы в залах нашего института давно превратились в чистую формальность, если не сказать – в предмет мебели.

      – Ну, хорошо, допустим, невидимые нам изменения произошли внутри, – обратился я к Дариме, вновь оказавшись у стола. – Но ведь любые действия объектов мгновенно записываются и поступают в программу просчёта причинности. Какие же это тогда изменения, по-твоему? Как ты себе это представляешь?

      – Как обычно, – последовал несколько странный ответ.

      Дарима встала и поманила всех за собой. Мы прошли автоматические двери, за которыми в приглушённом матовом свете прорисовывался длинный коридор. По стенам тут везде громоздились стенды с изображенными на них различными важными открытиями и их авторами. Теория Бульштадтского… поле Неймара… причинная решётка Кардано… вариативные вилки профессора Гейнома…

      – Вот если бы они все хоть на шаг приблизились к истине, – вполголоса пробормотала Дарима, на ходу косясь на стены.

      – Что, что, прости, не расслышал? – переспросил её Гелугвий.

      – Нам сюда, – уже громко произнесла Дарима, сделав вид, что не слышала вопроса.

      Перед нами раздвинулись давно знакомые всем двери Зала Макетов. Мерцание иллюминации, серебрившееся по стенам паукообразными тенями, выровнялось и усилилось, превратившись затем в ровное люминесцентное

4

Имеется в виду т.н. красный ветер кармы.