Чистые слёзы. Елена Волкова

была очень тяжёлая: Женя почти не спал, всё время стонал, иногда кричал от боли. Звала медсестру. Она делала болеутоляющие уколы, но они совсем не помогали. Затишье наступало на несколько минут. Я ждала, чтобы скорее наступило утро, надеялась, что врач найдёт средство, чтобы помочь сыну. Но долгожданный рассвет не наступал, и это уже становилось пыткой.

      Так, в воскресенье, 26 декабря, открылась дверь. Вошёл дежурный врач. Мне показалось, это был совсем молодой мужчина. Запаниковала, что не сможет помочь. Женя сидел, опираясь на две подушки. Ножка укрыта пелёнкой, но сам очень тяжело дышал. Пот, проступавший на лобике, я постоянно вытирала. Он весь изнемогал от боли, от усталости, потому что всю ночь не спал. Врач сделал два шага навстречу к нам и произнёс только одну фразу, и то не для нас, а для медсестры, стоявшей позади него:

      – Волкова в реанимацию.

      Мне показалось, я оглохла. Дыхание остановилось. Они оба мгновенно развернулись и вышли. Только услышала, как медсестра, повернувшись ко мне, успела сказать:

      – Раздевайте мальчика, – и сама крикнула в пустоту коридора: – Оля, вези каталку.

      Я стала оглядываться вокруг, на Машу, которая тоже застыла, как столб. Руки не слушались. Очнувшись, побежала за врачом, который шёл в ординаторскую:

      – Доктор, подождите, что случилось?

      – Мальчик задыхается. Он не справляется. Теряем время, – бросил он, даже не посмотрев на меня.

      Я остановилась. Ноги еле держали. Мне хотелось бежать к сыну, а я не могла, как будто гири повесили на ноги. Хлопнула дверь в ординаторской – я вздрогнула. Тут увидела медсестру, она уже везла каталку к нашей палате, я ринулась туда. Когда заскочила в палату, Маша стояла с Женей и что-то ему говорила. Я подбежала к сыну, стала расстёгивать пуговички на рубашке и вдруг почувствовала, что его огненно-горящее тельце стало оседать у меня в руках. Я убрала подушки, поддерживающие моего сыночка, и он просто упал мне на руки. В эту минуту подошедшая медсестра стала давать чёткие указания, которые я выполняла беспрекословно:

      – Стелите простынь на кушетку. Под голову и под ножку положите подушки. Накрыть можно одеяльцем, там очень холодный коридор.

      Пока спускались в лифте, ехали по длинным безлюдным коридорам, я всё время держала его маленькую горячую ручку, смотрела в его потухшие глазки и беспрестанно говорила:

      – Сыночек, тебя везут к главному доктору больницы, который знает, как лечить твою болезнь. Меня туда не пустят, но ты не бойся. Я буду за дверью тебя ждать. Скоро приедет папа, и мы поедем домой…

      Всё это повторила несколько раз, не давая возможности ему меня о чём-то спросить.

      Когда мы приблизились к двери, медсестра стала дёргать щеколду, чтобы открыть вторую половину, и у меня была секундочка, чтобы обнять сына. Я наклонилась к своему мальчику, поцеловала несколько раз, почувствовала его тёплые ручки на своём лице и отпустила…

      Дверь громко захлопнулась.