Саньци. Хранители. Оксана Николаевна Медникова

одетый, всегда веселый или даже вернее сказать жизнерадостный. В общем, во всех отношениях идеал… мой недостижимый как солнце идеал.

      Мне показалось, что Дэн что-то шепнул. Хотя нет, это просто порыв ветра, наверное, будет шторм, но я все же переспросила неуверенно:

      – Ты что-то сказал?

      – Извини, правда, извини меня, – сказал он глянцево-блестящему рулю, – я просто сегодня не в своей тарелке. Ты мой лучший друг, а я веду себя с тобой как свинья.

      Моя рука помимо моего желания потянулась к его волосам с намерением погладить его по голове, но я вовремя сориентировавшись, отдернула руку. Ведь он сказал «друг», а не «подруга», разница весьма существенная. Да и пожалуй, он действительно был всегда просто другом.

      – Тебе, наверное, стоит отдохнуть, – неуверенно предположила я. Так обычно говорила моя мать в отношении самой себя и испарялась в очередную командировку.

      Дэн вдруг откинулся на сиденье и, закинув руки за голову, озорно глянул на меня. Это был прежний Дэн, и он улыбался, причем так заразительно, что я тоже заулыбалась, хотя пока и неуверенно:

      – С возвращением тебя!

      – Вот именно, с возращением, – и он тихо засмеялся весь так и лучась удовольствием. Я таращилась на него во все глаза, пока еще не понимая такой перемены настроений.

      – Киностудия будет снимать новый сериал здесь в столице, и я почти год буду жить дома.

      Я плохо себе представляла, чем вызвана радость – за вычетом нескольких выездов на курорты я постоянно жила дома – и поэтому озадаченно почесала нос.

      – Ты представляешь целый год никаких гостиниц.

      – Класс! – наконец согласилась я, потому что гостиницы тоже не любила.

      – Хочешь в воскресенье куда-нибудь сходим, – предложил Дэн.

      – Давай, как раз завтра будет открытие одной выставки.

      – И ты, конечно, собираешься написать об этом статью, – поддел он меня.

      – Собираюсь, – немного с вызовом ответила я, – мне нравится писать о том, что я вижу, слышу и чувствую, а если за это еще и платят деньги, то это в двойне приятно.

      Дэн снова засмеялся и тронул машину с места:

      – Я рад, что хоть кто-то из нас получает удовольствие от того, что делает.

      Эти слова с недвусмысленным намеком разожгли во мне жгучее любопытство, и я тут же подгоняемая журналистским зудом, а может быть обычной женской любовью к сплетням, задала вопрос:

      – А ты, выходит, не получаешь?

      – Не надо интервьюировать меня. – Улыбнулся мне Дэн и, вздохнув уже без прежней веселости, добавил: – Я и сам толком не знаю ответа на твой вопрос.

      Машина остановилась у громадного железо-бетонно-стеклянного здания.

      – Ну вот ты и дома.

      – А ты куда?

      – А мне надо еще на студию съездить.

      Дэна что-то тяготило. Я это чувствовала. А рассказывать об этом он не расположен или еще не готов. Расспрашивать же его я не решалась, наверное, сказывалась легкая отчужденность из-за того, что мы редко