Рыцарь веры. Татьяна Гончарова

учиться управлять бэтээром, как собирался. А услал он Федю в противоположную сторону, туда, где сосновые леса и исполинские папоротники, под город Ресков и те же бэтээры ремонтировать. Случилось так потому, что попался в лапы к военкомату некий Гонкин, прежде трудившийся у нас на трактороремонтном заводе. Куда его девали, не берусь сказать, а вот Федю на два года переселили в Ресковскую мотострелковую дивизию.

      Во главе этой дивизии стоял человек настолько неправдоподобный, что даже говорить о нем стеснялись и вспоминать избегали. Дело в том, что в России, которую четвертый год реформировали, вера в реальность генерал-майора Дохлина отдавала просто неприличной наивностью.

      Дохлин Григорий Фомич не знал и не желал знать, что армия, которой он служит, вступает в эпоху хронического дефицита и хронической непопулярности. Для Григория Фомича пустым звуком были и военная реформа, и вывод советских войск, и сокращение вооружений, и даже его собственные препирательства с Министерством обороны из-за вопросов и сумм, которые год от года делались все смехотворнее. Любой здравомыслящий человек на его месте сделал бы вывод о том, что армии приходит кирдык. Григорий Фомич смотрел на дело совершенно иначе.

      Когда-то Гриша Дохлин приехал в Ресков, надел форму рядового и принес присягу Советскому Союзу. С тех пор он сменил много мест службы. Страна, которой он присягал, исчезла. Сама дивизия переформировалась, утратив и прежний номер, и прежний состав и даже прежнее стратегическое значение.

      Для Григория Фомича все осталось, как было.

      Для него дивизия была лицом, которым повернулась к нему военная служба тридцать лет назад. Это лицо очаровало его на всю оставшуюся жизнь. И хотя за эти годы он перевидал много всяких других ее лиц, это лицо, единственное и любимое, всегда заслоняло их все. И Григорий Фомич положил жизнь на то, чтобы хранить его.

      Соответственно этому он и действовал.

      Демократия между тем крепчала. Начавшись с легкого бриза, доносившего аромат дальних стран, она постепенно набрала нешуточную силу. Теперь это был ветер, который пусть и не выворачивал вековые деревья с корнем, но пальто с граждан рвал уже вполне уверенно. И многие офицеры делали, вероятно, правильный вывод, что в наступивших условиях полноценные боевые учения бессмысленны. Соответственно, они либо саботировали эти учения годами, либо переключались на дела, которым демократические веяния были не помеха. Что касается Григория Фомича, то он был все равно что утес, который не сдвинуть никаким ветром. Свою твердокаменность он стремился передать и вверенной ему дивизии.

      Круглый год Григорий Фомич вертелся в своей части, как белка в колесе. И разъезжались от него по России бравые ребята, которые не только разносили весть, что не вся еще российская армия превратилась в ад кромешный, но и способны были дать в зубы любому, кто считает иначе. Чем они и занимались в первые месяцы своей жизни на гражданке.

      Увы, их действия никого не убеждали, а если и убеждали – то только в прямо противоположном тому, что бравые ребята