Превращения Арсена Люпена. Морис Леблан

И вы проникновенно повторили: «Никогда, мадам, вы слышите? Никогда…»

      Принц Аркольский производил впечатление весьма воспитанного человека. Однако, услышав свои собственные слова, воспроизведенные с такой точностью спустя двадцать четыре года, он растерялся и пробормотал:

      – Дьяволица!

      Впрочем, он тут же опомнился и перешел в наступление:

      – Я забыл это, мадам. Если воспоминание о первой встрече и было приятным, то вторая встреча полностью изгладила его из моей памяти.

      – И что же это за вторая встреча, месье?

      – Это было в начале следующего года в Версале, куда я сопровождал французских официальных лиц, уполномоченных вести мирные переговоры после поражения. Я увидел вас в кафе. Вы сидели за столиком с бокалом в руке и веселились в компании немецких офицеров, один из которых был адъютантом Бисмарка. В тот день я понял и вашу истинную роль в Тюильри, и то, чьим эмиссаром вы являлись.

      Все эти разоблачения, все эти сверхъестественные жизненные перипетии были представлены присутствующим меньше чем за десять минут.

      Никаких аргументов. Никакой попытки с помощью логики или красноречия доказать немыслимую версию. Ничего, кроме описания эпизодов. Ничего, кроме чьих-то кратких обличающих свидетельств, обрушившихся на жертву, как удары увесистого кулака, и звучавших совершенно несуразно, ибо все они относились к событиям столетней давности и противоречили бесспорной молодости этой женщины!

      Рауль д’Андрези не верил своим ушам. Ему казалось, что перед ним разыгрывается сцена из романа, а точнее – из какой-то фантастической, мрачной мелодрамы; заговорщики тоже словно бы находились по другую сторону реальности, слушая все эти россказни так, будто они имели ценность неоспоримых фактов. Конечно, Раулю было известно об интеллектуальной нищете этих дворянчиков, обломков минувших времен. И все же как могли они не считаться с вопиющей нелепицей, как могли верить в возраст, приписываемый этой женщине? При всей их наивности, неужто у них не было глаз?

      Впрочем, поведение графини казалось еще более странным. Почему она хранила молчание? Ведь оно означало ее согласие со сказанным! Возможно, она не хотела разрушать легенду о вечной молодости, которая ей нравилась и способствовала осуществлению ее замыслов? Или же, не подозревая об ужасной опасности, нависшей над ее головой, она сочла этот спектакль просто розыгрышем?

      – Таково прошлое, – заключил барон д’Этиг. – Я не буду останавливаться подробно на промежуточных эпизодах, которые связывают его с сегодняшним днем. Скажу лишь, что, постоянно оставаясь в тени, Жозефина Бальзамо, графиня Калиостро, участвовала в трагикомедии буланжизма[8], а также в Панамском скандале[9]. Мы находим ее следы во всех событиях, фатальных для нашей страны, но не всегда у нас есть доказательства, свидетельствующие о ее секретной роли. Только чьи-то показания. Так что давайте перейдем к нашему времени. Но прежде… Мадам, вам, очевидно, нечего возразить?

      – Отчего же? –

8

Буланжизм – ультраправое движение во Франции в конце 1880-х годов под лозунгами реваншистской войны против Германии.

9

Имеется в виду финансовый и политический скандал, разразившийся во Франции в 1892 году во время строительства Панамского канала.