Превращения Арсена Люпена. Морис Леблан

сказал барон.

      Но вез ли он врага?

      Барон направился к двери. В саду, как обычно, никого не было, вся прислуга находилась в парадном дворе замка.

      Шум приближался. Экипаж съехал с дороги и теперь пересекал поле. Через минуту он вкатил в ворота.

      Кучер махнул барону, и тот воскликнул:

      – Победа! Она у нас в руках.

      Кабриолет остановился. Д’Ормон быстро спрыгнул с козел. Ру д’Эстье, распахнув дверцу, выскочил наружу. С помощью барона они вытащили из экипажа женщину со связанными руками и ногами, голова которой была обмотана газовым шарфом, и перенесли ее на церковную скамью, стоявшую посреди зала.

      – Все прошло без сучка без задоринки, – рассказал д’Ормон. – Выйдя из поезда, она сразу села в кабриолет. В Катр-Шеман мы схватили ее так быстро, что она и ахнуть не успела.

      – Снимите шарф! – приказал барон. – И предоставим ей свободу движений.

      Он самолично освободил от пут ее руки и ноги.

      Д’Ормон снял с головы женщины шарф.

      Среди присутствующих раздались крики изумления. Рауль, отлично видевший пленницу с высоты своего наблюдательного пункта, был потрясен не меньше других: его взору предстала женщина во всем великолепии молодости и красоты.

      Но тут на фоне общего гомона громко прозвучал чей-то возглас. Принц Аркольский с искаженным лицом и широко открытыми глазами шагнул вперед, изумленно бормоча:

      – Это она… она… я узнаю ее… Ах! Однако же это чудовищно!

      – Что такое? – спросил барон. – Что в этом чудовищного? Объяснитесь!

      И принц Аркольский произнес странную фразу:

      – Она такая же, как и двадцать четыре года назад!

      Женщина сидела прямо, сжав кулаки на коленях. Шляпа, должно быть, упала во время нападения; ее густые растрепавшиеся волосы, скрепленные золотым гребешком, тяжелой массой спускались с затылка, а два бандо рыжеватого цвета, разделенные надо лбом пробором, волнами лежали на висках.

      Лицо ее отличалось удивительной красотой благодаря редкой чистоте линий; на нем, несмотря на то что женщине с трудом удавалось прятать страх, блуждала легкая улыбка. Изящный подбородок, чуть выступающие скулы, потупленный взгляд, тяжелые веки – весь ее облик вызывал в памяти «мадонн» Леонардо да Винчи или, скорее, Бернардино Луини. Их красота кроется в улыбке, которую мы не видим, но о которой догадываемся, – она и очаровывает нас, и тревожит. Одета красавица была очень просто: под дорожной накидкой, которую она сбросила, оказалось серое шерстяное платье, подчеркивавшее ее изящные плечи и талию.

      «Проклятье! – подумал Рауль, не отрывая от нее взгляда. – Это дьявольское создание выглядит воплощением невинности! И они собрались вдевятером или вдесятером, чтобы ее победить?»

      Женщина внимательно наблюдала за теми, кто ее окружал, – за бароном и его друзьями – и пыталась различить остальных, скрывавшихся в полумраке.

      Наконец она произнесла:

      – Что вы от меня хотите? Я никого