Трое из Леса возвращаются. Меч Томаса. Юрий Никитин

– сквозняк щекочет нос и плечи. К холоду он привык, да и к сквознякам тоже, ими давно не пронять. Но это не тот холод, что идет от вечерних канав и поднимается до самых окон жилых домов.

      Перевернувшись на спину, Олег вперил взгляд в темный угол между стеной и тумбой.

      – Вылезай уже. Надышал уже, слышу, вижу тебя, – проговорил он.

      Из угла послышалось кряхтение, возня, потом показалась лохматая голова размером с тыкву, затем и остальное тело, такое же косматое. Глаза большие, желтые, а сам сутулится и цокает когтями о деревянный пол.

      – Спину выпрями, – посоветовал Олег. – От кривой спины все болезни.

      – Да какой там, – послышался печальный вздох. – Мне уже поздно спину прямить.

      – А чего так?

      Снова раздался тяжелый, как судьба всего мира, выдох.

      – А как иначе? Домовых все меньше. Места нам нет в собственных домах. Поговаривают, в городах скоро вымирать начнем. Придется в деревни переселяться. Только там еще чтут домашних духов.

      Олег подтянул колени повыше и предложил:

      – А ты в замок переселись. В этой местности много замков. С каминами. Косточки погреешь заодно. И при доме опять же.

      Домовой с надеждой повернул к нему голову, желтые блюдца глаз блеснули в темноте.

      – Правда?

      Олег пожал плечами и сказал:

      – Всяко лучше, чем гнить на убогом постоялом дворе. Тебе, наверное, и молока никто не вынесет.

      Домовой грустно закивал, свалянные в сосульки космы закачались.

      – Не вынесет, – подтвердил он. – Уж несколько лет молока не пил.

      – А домовые любят молоко.

      – Страсть как любят, – согласился домовой мечтательно. – Сладкое, только из-под коровы, теплое.

      – И сухари.

      – Ага, – еще больше воодушевилась лохматая голова. – Домашние, из белого хлебушка. Да можно и из черного. Так я их тоже давненько не грыз. Меня из людей уже никто и не видит. Диву даюсь, как это ты меня заприметил.

      – Тот, кто зрит, а не просто глазеет, тот и может заприметить, – сообщил Олег мудро. – Ты, действительно, перебирайся в замок какой-нибудь. Найдешь себе занятие, будешь жильцов развлекать.

      Домовой воодушевился еще больше, видно, с ним давно никто не разговаривал.

      – И песни смогу петь? – спросил он.

      – Можно и песни, – согласился Олег. – Знавал я одного. Песни пел, на дудке играл. Знаешь, как его женщины любили? Стаями ходили за ним и выстраивались в ряд.

      На лохматом лице домового заблестел широкий оскал улыбки, он радостно проговорил:

      – Женщину мне давно пора найти. Добрую жену. Будет помогать мне по хозяйству. Ну и для души. Без души оно вообще не надо.

      – Это верно…

      – Буду песни им петь, дворец охранять, а они станут меня молоком и сухарями кормить.

      – Ага, – отозвался Олег. – Найдешь какие-нибудь цепи, будешь на них музыку играть.

      Домовой усмехнулся хрипло:

      – Да я и ставнями постучать могу, и на половицах наскрипеть. Знаешь, как красиво? Хошь покажу?

      – Не надо. Верю.

      – Ну