Жадность. Роман Черкашин

Дороги не видно, сугробы в рост человека, в которые проваливаешься, выбираешься, а потом снова проваливаешься по колено, по пояс, по грудь, а то и по глотку. Под одёжу задувает колючий ледяным холодом ветер, порой свистит и воет волком, приносит с собой метель, а тогда тебя укутывает снегом, и вот уже хочется лечь и отдохнуть – хоть на немножко! – но Федя знал, что отдыхать ни в коем разе нельзя. И только высокий чёрный лес видит, как ты тащишься по снежной пустоте, укутанный снегом, проваливаясь и выбираясь из сугробов, и всё тащишься, тащишься… Всё медленней, медленней, а доползёшь ли до нужного места – уже неизвестно.

      До реки было не больше четырёх вёрст, но по такому пути Феде показалось, что он прошёл во много раз больше, а дорога всё не кончалась и не кончалась. Он, наконец, сообразил, куда мать держит путь. Уговаривал её не делать этого, развернуться и идти домой, не ходить к чёртову кузнецу, не грешить против Господа-Бога нашего, но мама его не слушала. Сначала она посмеивалась на его уговоры и увещевания, но он продолжал ныть и канючить, и она не сдержалась. Стянула толстые рукавицы и отхлестала Фёдора по щекам. Потом расплакалась и обняла его. «Раз бог от нас отвернулся, раз мы ему чем-то неугодны, то мы вольны делать так, как нам лучше. Моему сыну потребна помощь, а любая мать, если она настоящая мать, сделает для этого всё. Обратится и к чёрту, и самому диаволу, но помощь добудет. Запомни сынок, когда идёт речь о твоём ребёнке, перед родителем нет преград» – говорила она ему, вытирая с холодных щёк горячие слёзы несправедливой и горькой обиды, которую принесла.

      Федя спросил только, ежли бы он заболел, она тоже пошла бы к колдуну? Мама грустно улыбнулась, попросила не наговаривать на себя болезни и сказала, что видно люди правду говорят: силу ты взял большую, а вот ума щепотку, но оно, может, и к лучшему. А к колдуну – конечно бы пошла. «Отец не хотел, он отцу Григорию больше верит, я тоже верила, но раз он сам отрезал другие пути, то так тому и быть. Не ему, попу брюхатому, меня осуждать! А перед богом, придёт время, отвечу».

      И они продолжили путь в кузню, к невесть откуда пришедшему колдуну.

      Фёдор волновался, переживал: что Митрич потребует за свои услуги? Вдруг он вылечит брата, но каким Илья станет после? Вдруг колдун заберёт его душу? Или его самого? Брата, конечно, жалко, но вдруг он потребует мамкину душу? Как тогда быть?! Про себя Федька совсем не думал. Он был уверен в одном: мама никогда не отведёт его на мучения. Правда, он помнил историю, рассказанную отцом Григорием, как бог приказал одному отцу принести своего единственного сына в жертву, но потом передумал. Отец Григорий говорил, что бог проверял, на какие жертвы способны люди ради него. Говорил, что чем больше и значимей жертва, тем выше будет благосклонность и награда божия. Федя помнил, что Антоха и Стёпка, кои толпились у ворот церковного двора среди ребятни, спросили тогда: какую же награду получил этот горе-отец? Священник пояснил, что наградой было умножение семени его, то бишь нескончаемое продолжение рода этого человека. Стёпка хмыкнул