Жадность. Роман Черкашин

она знай себе – своё бубнит.

      – Я вот тоже на речку собирался. Кумекал поутречать и бежать, а тут ты свиристишь. Давай, рыжая голова, сказывай, что за пожар?

      Игнат откинулся на ствол ели, прикрыл глаза и вместо того, чтоб заговорить, замолчал.

      Санька посмотрел на друга. Рыжие вихрастые волосы, веснушчатое лицо, оттопыренные уши, а на губах ехидная улыбка.

      «Да ему просто скучно, – догадался Санька, – вот он и свистит. Ему надо с кем-то языки почесать, вот зараза!»

      Он резко вскочил на ноги, разметав голыми пятками безжизненную сухую хвою.

      – Ты знаешь, что?! Я бегу, смекаю, тебе помощь нужна али ещё чего, а ты даже сказать ничего не хочешь! Морда ты рыжая, вот ты кто! Пойду я домой, ле́су возьму и на реку, а ты сиди тут, свисти! Нет, кукуй, кукуй рыжик, может кукушка тебя в се́мью примет! Ей такие пустомели бесполезные нужны! Нет, даже ей не пригодишься, во как!

      Игнат посмотрел на него и беззлобный, холодный цвет его голубых глаз, остудил немного пыл Саши.

      – Ты чего бабой разорался? Я вот кумекаю, как тебе сказать-то, а ты: свисти, кукуй… Холуй.

      – Ах ты ж… – задохнулся Санька от возмущения. – Это я холуй, я?! Я бегаю, с утра не жрамши, а ты… А ну, вставай, щас я твоё рыло начищу!

      Игнат покачал головой из стороны в сторону.

      – Нет, ну точно, как баба. Не жрамши он. А может, и не срамши? Помолчи, дай хоть слово вставить без твоих визгов!

      – Теперь я ещё и баба?! Ну, всё, ты дождался, дообзывался… Морда ты рыжая!

      Игнат встал. На полголовы выше Саньки, на худом теле болталась такая же серая рубаха, только с бо́льшим количеством заплат, и вытянул вперёд руки, открытыми ладонями навстречу другу, желающему настучать ему по рыжей голове.

      – Да подожди ты! Кулаки, что ли чешутся? Я тоже, конечно, перегнул… Слушай, хрен веретёнкин. Я вчерась, вечером уже, Стёпку встренул. Он мне кое-что рассказал, но вот идти мне одному…как-то не хочется. Совсем. Я всю ночь прикидывал хрен к носу, кого с собой лучше взять. Остановился на тебе, а ты, может, прикинешь, кого ещё взять. Садись обратно, растолкую.

      Санька с неохотой опустился на прежнее место и недовольно пробурчал:

      – Сказывай поначалу дело, а потом вместе прикинем, хоть к носу, хоть ко лбу.

      – Ты знаешь, что Стёпка сейчас в подпасках у деда Тихона ходит? Он вчерась к вечеру, приходил к бабке Агафье, Стёпка. Вот я его и видел. Они с Тихоном коров пасти на дальние луга сейчас ходят. Тихон – графских телушек от имения ведёт, а Стёпка здесь коровок забирает. Вот он и приходил, чтобы сказать бабке, вывести рогатую скотину на околицу.

      – Ты долго будешь, кругами да околицами ходить?! – не выдержал Санька. – Быстрее будет к Стёпке на дальние сбегать, чем от тебя чегой-то услыхать! Сказывай, чего он тебе брякнул. И только попробуй назвать бабой!..

      Игнат усмехнулся, понял, что вытащил из друга все запасы терпения, но замыслил потомить его ещё немного.

      – Ага, а он тебе вот так просто и скажет.

      – А чего ему мне не сказать-то? Мы с ним, чай, тоже с детства с самого друг дружку