Красная стрела. Александр Абрамович Козлик

во внутренних войсках, поэтому относился к «БС», т. е. «бывшим сотрудникам», хотя вообще-то должно переводиться как «безопасное содержание». Помещать его вместе с уголовниками не имели права. Этим и объяснили одиночную камеру, что, кроме него, нет бывших сотрудников. Но Николай Иванович понял, что это было испытание воли. Первый день он просто лежал пластом, кушать не хотелось. В голове все вертелся вопрос: «Почему он, за что, что он такого сделал?», но ответа не находил. В конце концов пришел к выводу, что надо бороться, брать себя в руки и бороться, другого пути нет. И следующее утро уже началось с зарядки, тренировки. Потребовал книги и стал читать. Стало немного легче. Через день приехал Петр Федорович и рассказал, что задержали еще и сына. Хотят вменить ему оружие. Якобы нашли какого-то свидетеля, которому сын Лешка хвастался оружием. Это ошеломило Николая Ивановича, удар был нанесен ниже пояса. Этого допускать никак нельзя было. Решили, что, несмотря на то что оружие подбросили, Николай Иванович признает свою вину в хранении оружия полностью с условием, чтобы выпустили сына, а по покушению на убийство – не признает. С этим и поехал Петр Федорович в следствие.

      Обрадовались следаки, примчался в изолятор сам Пупченко. Опять завели свою песню, мол, если оружие твое, то ведь из такого и стреляли. Николай Иванович с адвокатом потребовали проведения баллистической экспертизы по оружию и сравнения с гильзами, найденными на месте совершения покушения. На том и остановились. В этот же вечер к нему в камеру поместили и соседа. Бывший опер стал жаловаться, что посадили его за то, что дал задержанному по морде. Подробно так излагал свою историю, жаловался, просил совета и сам между тем интересовался делом Николая Ивановича.

      Еще через день еще один бывший опер появился. Стали вдвоем обрабатывать Николая Ивановича, при этом друг на друга кивают, что доверять нельзя. Как у Мюллера со Штирлицем: никому верить нельзя, только мне можно. Понял Николай Иванович, что попал в «пресс-хату», так называют камеру, где обрабатывают заключенного несколько агентов. Потекли тюремные будни: никто не вызывал, не интересовался, только «барабаны» на ухо шептали, но Николай Иванович особенно внимания на них не обращал, отмалчивался. Через несколько дней после признания Николая Ивановича по оружию сына отпустили. Видно, не очень хороший свидетель был. Это хоть успокоило. Периодически навещал его адвокат, Петр Федорович, и через него стало известно, что вызывают всех его знакомых, пытаются нащупать хоть какие-либо связи с криминалом. Но, судя по всему, не очень получалось. Да иначе не могло быть. Какие связи, человек давно на пенсии, жил себе потихоньку и никого не трогал.